— Прикажите подать на катера и крейсера приказ уходить вслед за нами. — Сняв фуражку и, в отличие от командира канонерки, не стесняясь, промокнув платком лоб, он кивнул в сторону японского флота, — Это не те силы, что возможно применить для простых минных постановок. Да и ради нас, грешных, японцы не стали бы гнать сюда, судя по всему, весь свой флот. Так что, думается мне, вскоре можно ожидать подхода Степана Осиповича со всеми крейсерами и броненосцами. Нам же, в грядущей драке места точно не будет. Раздавят и не заметят. Так что будем заниматься тем, что и было изначально приказано — недопущением японцев вверх по реке. Василий Алексеевич, — обратился он к капитану 2-го ранга, — поднимаемся до Йонгампо и встаем там на якоря как раз напротив острова Вихва-До правым бортом в сторону устья, чтобы иметь возможность вести огонь по противнику как можно большим количеством орудий. А по бокам от острова поставим «Бобра» с «Сивучем». Они со своими девятидюймовками ой как попортят жизнь любому, кто только посмеет сунуться вслед за нами. Крейсерам, кроме совсем небольших, туда не пройти, так что, даст Бог, отобьемся. Да и глубины там совсем небольшие — напоследок завуалировал он немалую возможность пойти на дно по результатам встречи с противником на столь короткой дистанции. Все же это для броненосных канонерских лодок 1-го дивизиона получить фугас или даже бронебойный снаряд в борт не являлось особой опасностью. Броневой пояс в 127-мм мог выдержать все, кроме снарядов крупного калибра. «Гиляк» на их фоне смотрелся совсем картонным. Но именно благодаря этому имел возможность ходить на мелководье, тогда как броненосным канонеркам с их осадкой даже до Аньдуня было не добраться. Потому вся четверка и находилась до сих пор в Порт-Артуре, дожидаясь своего звездного часа. Иными словами говоря, у экипажей трех русских канонерок было мало шансов уцелеть в грядущем противостоянии, особенно учитывая вид десятка гражданских пароходов, что смело шли впереди боевых кораблей, наводя на неприятные мысли о минопрорывателях. Ох, не по их душу минные заградители опустошали в этих водах свои трюмы.

Идя строем пеленга, или, точнее, пытаясь изобразить этот самый строй, десяток назначенных на заклание судов уже спустя полчаса начали подрываться, как на русских, так и на японских минах, расчищая путь своим боевым товарищам. В силу того, что одной сплошной минной линии здесь не существовало, три судна умудрились пройти весь путь до устья Ялу совершенно невредимыми, где и попали под огонь орудий русской канонерки. Правда, долго вести обстрел с ее борта не стали, удовлетворившись тем фактом, что вся тройка минопрорывателей отвернула назад. Не смотря на отсутствие вооружения и брони, под завязку забитые пустыми бочками суда могли спокойно продолжать держаться на воде, даже получив с полсотни попаданий 75-мм и 120-мм снарядами. И этих самых снарядов, что вскоре должны были пригодиться для боя с японскими одноклассниками, на «Гиляке» имелось не сказать, что сильно много. Всего по две сотне первых и по сотне вторых на каждый ствол, что в случае начала интенсивного боя можно было израсходовать менее чем за полчаса. Хотя эти самые полчаса еще требовалось прожить. Но, тем не менее, тратить снаряды на борьбу с уже выполнившими свою грязную роль минопрорывателями, виделось излишним. К тому же, один из них вскоре подорвался таки, явно наскочив на одну из японских мин, а другой умудрился выскочить на мель, где и застрял намертво. Потому из всего десятка обратно к авангарду японского флота вернулось всего одно судно, которое спустя час вновь устремилось обратно к Ялу в качестве лидера отряда японских канонерских лодок.

Что же можно было сказать о японских канонерках? Все они, за исключением своего флагмана, уступали русским кораблям, что по размерам, что по вооружению. Сложилось же это подобным образом по той простой причине, что русским кораблям требовалась изрядная мореходность и дальность плавания, чтобы преодолеть отнюдь неблизкий путь с Балтики на Дальний Восток. Это в свою очередь диктовало потребность строить крупные мореходные канонерки. Японцам же изначально требовались корабли исключительно прибрежной зоны, которые имели бы возможность заходить в крупные реки Китая и Кореи, так что в той же Ялу они должны были чувствовать себя на порядок свободнее, нежели русские, что порой не доставали своим килем или винтами до дна какие-то жалкие 10–15 сантиметров. И лишь «Хейен», трофей времен войны с Китаем, превосходил по всем параметрам любую из канонерских лодок 2-го дивизиона.

К какому классу кораблей его только ни причисляли. За почти полтора десятилетия службы он успел побывать, и броненосным крейсером, и броненосной канонерской лодкой, и кораблем береговой обороны, а кое-кто даже причислял его к броненосцам береговой обороны. Но правильнее всего его, наверное, было отнести к мониторам, для которых были характерны плоское днище, невысокий, но хорошо бронированный борт и более чем посредственная мореходность в сочетании с достойным вооружением. Он-то и стал первым японским кораблем открывшим огонь по противнику во «Втором сражении в Желтом море».

К величайшему сожалению экипажа «Хейена», командование практически не уделяло внимания канонерским лодкам, сосредоточившись на крейсерах и броненосцах. Как результат, все канонерки, за исключением вновь построенной малышки «Удзи» и трофея времен Боксерского восстания, «Таку», вступили в новую войну с тем же самым вооружением, кое имели десять лет назад. Причем для орудий «Хейена» даже не были заказаны новые снаряды, отчего львиную долю его боекомплекта составляли бронебойные болванки. Каким образом ими предполагалось наносить ущерб сухопутным войскам противника, история умалчивает, но даже в морском сражении они оказались не шибко пригодными, проделывая сквозную пробоину в бортах и надстройках русских кораблей, но и только.

В противовес шедшему головным японцу, на уже занявших свои позиции «Гиляке», «Бобре» и «Сивуче» бронебойных снарядов, кроме как 75-мм, не имелось вовсе. Все они несли в бомбовых погребах исключительно фугасы лучше всего подходящие для обстрела береговых целей. Наверное, потому бой начавшийся с дистанции в 25 кабельтов и перешел в конечном итоге едва ли не в клинч, что хорошо бронированный «Хейен» хоть и горел изрядно после получения не менее пяти попаданий только 229-мм снарядами, тонуть не спешил, как и трижды прошитый насквозь 260-мм стальными болванками «Гиляк». Зато стоило прочим японским канонеркам начать обходить с обоих бортов сильно страдающий от вражеского огня и теряющий скорость флагман, как начался отчет жертв этого эпизода грандиозной битвы.

Из тройки однотипных «Майя», «Чокай», «Атаго», что первыми выскочили из-под прикрытия флагмана, получив свыше двух десятков снарядов в носовую оконечность, сильно зарылась в воду и принялась отползать задним ходом лишившаяся к тому же носовой восьмидюймовки «Атаго». Скорострельные орудия «Гиляка» не оставили той ни малейшего шанса, поскольку на один выстрел японского корабля, отвечали тремя десятками своих. Зато эта жертва позволила «Майя» и «Чокай» работать по флагману небольшого русского отряда едва ли не в полигонных условиях, отчего на борту «Гиляка» возник пожар, и прямым попаданием было уничтожено одно 75-мм орудие. К тому же моменту как его артиллеристы перенесли огонь на «Майя», канонерская лодка успела получить с нее один шестидюймовый снаряд под ватерлинию, который, прорвавшись сквозь сталь борта, разорвался в бомбовом погребе выстрелов к орудиям противоминной артиллерии. Пусть оглушительного взрыва не последовало из-за того что порох в гильзах снарядов начал лишь гореть, но не рваться, палуба над пораженным отсеком вздыбилась, а переборки полопались, позволив сперва огню, а после и воде начать проникновение внутрь корабля.