Естественно, любви моряков к армейцам подобное перекладывание стрелок не добавило, но в результате по голове получили все причастные и непричастные. Ну и не подлежащие обсуждению приказы начать наступление — для армии, и обеспечить этой самой армии снабжение — для флота, также не заставили себя долго ждать. Как результат, на Корейском полуострове образовался натуральный филиал Ада любого интенданта. Отныне продвижение войск оказывалось плотно завязано не на физические возможности солдат, а на скорость наращивания запасов продовольствия в полевых магазинах, что устраивались по пути продвижения 1-й армии. В свою очередь это привело не только к многократному увеличению числа носильщиков, что уже спустя две недели по своему числу вдвое превзошли количество солдат в дивизиях, но и потребность отказаться от практически всей артиллерии. Точнее, артиллерия все же потихоньку подтягивалась за пехотой, как только та вставала на длительный отдых в ожидании заполнения очередного магазина, но отныне непосредственно с войсками двигалась всего одна батарея горных орудий. Во-первых, с превеликим трудом удавалось доставить провиант хотя бы для людей и офицерских лошадей. Во-вторых, с увеличением расстояния целая армия носильщиков съедала в пути все большее количество переносимого на горбу припаса, так что спустя уже полмесяца непосредственно до войск доходило не более половины того продовольствия, что удавалось протащить мимо русских крейсеров в Чемульпо. А ведь состав 1-й армии едва превышал пятьдесят тысяч человек с учетом носильщиков, если не считать нанятых корейцев! О каком же снабжении можно было вообще вести речь при доведении количества войск хотя бы по 100 тысяч человек? И мало было этого, пришедшая весна принесла столько талых вод, что на тех бурных реках, что имелись на пути японской армии, попросту снесло все деревянные мосты, так что для устройства переправ в состав передового отряда пришлось отрядить два из трех имевшихся саперных батальонов. Учитывая же отрыв от главных сил армии на более чем 50 километров, не было ничего удивительного в том, что именно этот авангардный отряд японцев стал первой крупной жертвой готовивших горячий прием противнику русских пограничников.

Два пехотных батальона, два кавалерийских эскадрона, два саперных батальона и шесть горных орудий, не смотря на наличие огромного количества японских шпионов и соглядатаев, сами вползли в подготовленную для них ловушку, втянувшись всей своей массой в протяженную узкую долину по обеим сторонам которой возвышались горы.

Стоило хвосту японской колонны пересечь намеченную черту, как в одном из давно подготовленных секретов принялись крутить ручку подрывной машинки, и спустя считанные секунды дорога на протяжении не менее полукилометра вздыбилась, скрывшись от взора за облаком поднятого в воздух грунта. Так погибли практически в полном составе батарея горных орудий, что была придана авангарду, и один из саперных батальонов. Практически, потому что фугасы закладывались не вплотную друг к другу, а через каждые 30 шагов. Времени на подготовку у пограничников было вдосталь, как и взрывчатки, потому заложить под дорогу удалось все запасы последней.

Не успели находящиеся подальше от взрыва японцы испугаться и даже понять, что же там произошло, как еще два менее мощных взрыва раскидали в стороны от дороги еще не менее трехсот человек в начале и конце колонны. А после над головами уцелевших принялись рваться шрапнельные снаряды русской горной артиллерии. Пусть устаревшие пушки Барановского и не могли похвастать солидной убойной мощью, они были достаточно легкими, чтобы их могла спокойно тянуть даже одна пара лошадей 2-го разряда. С учетом наличия тех же трудностей со снабжением, от которых страдали японцы, малый вес орудий и, соответственно, меньшее количество потребных для их перевозки лошадей, с лихвой компенсировали недостаток убойной силы. Все же именно для боев в условиях корейского бездорожья их изначально и выдавали, как дальневосточным пограничникам, так и морпехам. Впрочем, по причине все того же бездорожья и отсутствия должного снабжения, привести в первую, сильно отдаленную от подготовленных магазинов, западню большое количество орудий не вышло. Отчего здесь и сейчас бить по противнику могли всего две батареи общим числом в 12 орудий. Впрочем, учитывая работу с закрытых позиций, да еще с возвышенностей, работать по японской пехоте артиллеристы могли в спокойной рабочей атмосфере, не отвлекаясь на жужжащие над головой пули, коих попросту не было. Пусть японцы, с перепугу, и начали палить во все стороны, не столько в целях поразить до сих пор остающегося незамеченным противника, сколько в целях самоуспокоения, ни одна пуля не долетела до позиций русской артиллерии, чей огонь корректировали по полевому телефону с замаскированного командного пункта.

Как в свое время подметили английские наблюдатели, японские младшие офицеры отличались весьма хорошим уровнем исполнения отданных приказов, но при этом весьма далеки от проявления инициативы и попросту теряются, не имея связи с командованием. Вот и сейчас вышло так, что из всех старших офицеров пережить диверсию и последующий артиллерийский налет смог командир лишь одного батальона, да и то получил картечину в ногу, отчего потерял сознание. Младшие же офицеры, именно что растерялись и принялись командовать, кто во что горазд. Кто-то повел свою роту вперед по дороге, на прорыв из ловушки, полагая, что там они непременно встретят заслон. Кто-то приказал своим солдатам рассредоточиться и залечь. Кто-то развернул пехотные цепи и устремился в сторону окружающих дорогу возвышенностей. А кто-то лишь крутил по сторонам головой, не понимая, что делать, в то время как шрапнель продолжала убивать и калечить его солдат. Но, кто бы что ни думал и ни предпринимал, конец у них всех должен был быть один. Не зря ведь еще за несколько лет до начала этого противостояния путь от Сеула до Ялу был исследован вдоль и поперек агентами одного частного пароходства и пограничники выдвигались вперед, прекрасно зная, где и какими силами им следует бить врага. А то, что авангард японской армии столь сильно оторвался от основных сил, и вовсе оказалось подарком небес, от которого было грешно отказываться. Потому те храбрецы, что бросились вперед по дороге в намерении встретиться лицом к лицу хоть с каким-нибудь противником, как и те, кто постарался отступить из долины, рванув обратно, на своей шкуре познали, что такое современная война. В общей сложности шесть станковых и двадцать семь ручных пулеметов, не считая сотен винтовок, встретили их натуральным ливнем свинца. Могло быть и больше. Но, во-первых, пулеметы все же являлись весьма дорогим оружием, отчего поступали в войска не в тех количествах, в каких хотелось бы. Во-вторых, что вытекало из первого, численность пехотных рот пограничников, на базе которых и проводили эксперименты по формированию войск нового строя, почти вдвое уступала численности обычной армейской пехотной роты, составляя всего 135 человек, из числа которых лишь сотня могла принимать непосредственное участие в перестрелке, тогда как остальные обеспечивали им связь, снабжение, да медицинский уход. По этой же причине организовавший засаду пограничный батальон мог выставить всего три сотни бойцов против почти четырех тысяч японцев, не считая обоза и носильщиков. Разница — колоссальная, если бы речь шла о прямом столкновении. Но в том-то и состояло дело, что прямого столкновения не предполагалось вовсе. Или почти не предполагалось. Во всяком случае, лишь те, кто рванул вперед, смогли увидеть линию русских укреплений, с которой и били все полдюжины Максимов, поддержанные вдвое большим количеством Мадсенов. С учетом отличного обзора и не сильно широкого фронта, такого количества пулеметов оказалось вполне достаточно, чтобы полностью выкосить те полтысячи японских солдат, что устремились на них весьма плотной группой, в которой одна выпущенная пуля порой находила по две жертвы, пробивая тела воинов микадо насквозь. Это, конечно, была еще не «Верденская мясорубка», но рассмотренный впоследствии курган из человеческих тел, образовавшийся в результате того, что задние ряды пытались наступать по телам павших товарищей, заставил расстаться с завтраком не один десяток русских солдат и офицеров. А вот тех, кто предпочел отступить, провожали исключительно фланговым огнем с обеих сторон — по одной роте с каждой. Потому хоть этот путь также был усеян сотнями тел павших, они оказались равномерно распределены на протяжении почти двух километров, отчего вид не вызывал столь же негативных эмоций, как в голове колонны или ее центре, где последствиями подрывов стали сотни разбросанных во все стороны фрагментов человеческих тел.