На следующее утро прибыла тетушка Элспет.

Элспет была дамой весьма грозного вида, чей муж – посол – все время жил за границей. Невзирая на многочисленные опасности, сэр Джон, похоже, предпочитал риск заразиться какой-нибудь неприятной болезнью постоянному сосуществованию с собственной женой. Он прекрасно понимал, что семейные богатства останутся в целости и сохранности, даже если ему случится попасть в плен и разбойники – или правитель чужой страны – начнут требовать выкуп. Жене бы и в голову не пришло тратить деньги ради спасения мужа. Впрочем, это не имело большого значения, поскольку сэр Джон каким-то образом ухитрялся избегать незавидной участи большинства послов Генриха II, возможно, в связи с прочно укоренившейся в душе леди Элспет любовью к фамильному достоянию.

Тетушка прошествовала в распахнутые для нее двери. Несмотря на жаркую погоду, на ней было платье из овечьей шерсти. Но внимание Анжелики привлекло не оно, а совершенно невообразимый головной убор. Шляпка – если, конечно, это непонятное сооружение действительно таковой являлось – была пошита из разноцветных обрывков материи, мягкая, бесформенная и очень-очень странная. Можно было подумать, какая-то райская птица попалась в силки и теперь ее безжизненная тушка шлепает Элспет по макушке при каждом шаге. Анжелика с открытым ртом взирала на это произведение шляпного ремесла, не в силах отвести от него глаз. К счастью, тетушка сочла молчание племянницы комплиментом и одобрительно кивнула.

– Эту шляпку подарил мне мой дорогой супруг перед отъездом в Арагон, – доверительно произнесла Элспет. – Как я понимаю, это подарок сатрапа Румского – знак признательности за услуги твоего дяди, оказанные этому джентльмену, да упокоится с миром его душа.

– Чья душа упокоится с миром? – с беспокойством уточнила Анжелика, решившая, что ее дяде повстречался правитель, которому хватило жестокости и смелости казнить одного из послов короля Генриха. – Надеюсь, дядя Джон…

– Что? Нет-нет, дитя, сатрап султана – или как там его – был обезглавлен одним из собственных придворных.

– А-а.

Сердце Анжелики окончательно упало, когда следом за Элспет показался не кто иной, как ее двоюродный брат, Эзра. Сын тетушки был примерно на три года старше своей кузины. Несмотря на то что степень родства была довольно близкой, одно время шел разговор о свадьбе между Анжеликой и Эзрой. Анжелика горячо умоляла отца оставить все мысли о возможном браке между ней и кузеном. Роберт, видя в глазах дочери искреннюю тревогу и страх, согласился.

– Привет, кузина, – развязно бросил Эзра. – Как поживаешь?

Анжелика поклонилась высокому молодому человеку, которому не так давно исполнилось девятнадцать лет. Он стал по-своему красив, но жесткая линия рта и развязный взгляд блестящих глаз отталкивали Анжелику. В очертаниях рук и плеч чувствовалась сила, но ноги были слишком тонкими и нелепыми, пальцы на них все время при ходьбе указывали друг на друга. Он одевался сравнительно неплохо, со вкусом, что весьма интересно, поскольку его матушка не обладала этим качеством. Осанка, разумеется щедро сдобренная высокомерием, свидетельствовала об уверенности в себе, но это простительно для сына графа, даже такого обедневшего, как сэр Джон.

– Хорошо, сэр. А вы?

Он снял тяжелые перчатки и бросил их слуге, но промахнулся и угодил в Менестреля, любимого спаниеля Анжелики. Песик взвыл от боли, но Эзра словно не заметил этого.

– Вполне неплохо, должен сказать. Но мне не терпится пуститься в путь и примкнуть к Крестовому походу. Мне не по вкусу находиться среди глупых женщин.

Это заявление не заставило его мать даже укоризненно нахмуриться.

– Так… так вы скоро уезжаете? – с надеждой спросила Анжелика. – Я хочу сказать, в этом доме вы не найдете ничего, кроме общества глупых женщин.

– Я не хочу, чтобы он сейчас же отправлялся в путь, – ответила Элспет вместо сына. – Пусть еще немного побудет со мной. Как только он уезжает из дома, возвращается лишь изредка, и на очень краткий срок, а затем снова исчезает. Да где же этот старый дурень Рубен? А, вот и ты! Покажи нам наши покои, стюард, да прикажи, чтобы побыстрее внесли мой сундук. Эзра, ты собрал в дорогу одежду, не так ли? Где твой сундук?

– Я ничего не привез, мама. Отсюда до Лондона совсем близко. Куплю новые вещи там.

– Это слишком расточительно, Эзра.

– Я слишком быстро устаю от старых вещей, мама.

– Что ж, как пожелаешь, – пожала плечами Элспет.

– Тетя, в зале накрыт стол с закусками и напитками, если желаете подкрепиться с дороги, – вспомнив о хороших манерах, произнесла Анжелика.

– Благодарю, дитя мое, но мне сначала нужно прилечь, поскольку путешествие бесконечно меня утомило. Эзра, останься здесь и развлеки свою юную кузину. Уверена, вам найдется о чем поговорить. Отправляйтесь в сад, там вас никто не потревожит.

При этих словах в голове Анжелики словно прозвенел тревожный колокольчик. Собственно, почему их не должны тревожить? Но тетя уже ушла, следуя за спотыкающимся на каждом шагу Рубеном по слабо освещенному коридору. Длинный подол ее платья громко шуршал, волочась по полу. Эзра взял кузину за руку и вывел в сад через заднюю дверь. Когда они добрались до деревянной скамьи, девушка вырвала свою руку из его пальцев. Молодой человек удивленно взглянул на нее, но предпочел неверное истолкование поведения Анжелики.

– А, ты, верно, считаешь себя слишком юной для нежностей взрослого кузена? – улыбнулся он. – Ну, а мне нравится держать тебя за руку. Или поддерживать за талию – вот так.

Анжелика отошла прочь от него.

– Мне не нравится, когда меня поддерживают подобным образом, сэр. Я взрослая женщина.

Теперь он рассмеялся.

– Почти. Не совсем, но почти. Хотя, разумеется, – произнес он, окинув ее взглядом с головы до ног, – теперь твое тело приняло женственные очертания…

Анжелика ахнула от негодования, до предела возмущенная такой дерзостью.

– Но разум остался детским. Кузина, кузина, нам с тобой ни к чему придерживаться формальностей и следовать этикету. Мы слишком хорошо друг друга знаем. – Он попытался снова взять ее за руку, но тщетно, поскольку Анжелика вовремя спрятала обе руки за спину и крепко сцепила пальцы. – Мы ведь можем пожениться, знаешь ли. Правда, это еще дело не решенное, насколько мне известно. Но я намерен просить твоей руки у дяди, как только он вернется.

– Это твое право, но знай вот что, Эзра: я не испытываю к тебе никакой любви, кроме той, которую диктуют кровные узы. Ты мой кузен, но и только.

Эзра уставился на Анжелику, и его лицо помрачнело.

– А, так ты встретила кого-то другого? И как его зовут?

Менестрель, последовавший в сад за хозяйкой, насторожил уши и зарычал на Эзру, недовольный его сердитым тоном. Молодой человек повернулся и презрительно щелкнул пса по носу длинными бледными пальцами, ожидая ответа. Бедный Менестрель завопил от боли второй раз за день.