Лили оторвала ноги от пола, словно делая зарядку, и продемонстрировала пару коричневых туфель с широкими мысами и медными пряжками, отделанных красными бархатными ромбами.

– Вы как-то упоминали, что за коттеджем, где вы жили, наблюдал какой-то человек?

– Да.

– Это Гарри вам сказал?

– Да. Показал однажды и сказал, что ничего страшного нет. Его прислали люди, с которыми он собирался заключить большую сделку, – для защиты.

– И вы не забеспокоились?

– Нет. Гарри сказал, что это обычное дело, если занимаешься большими делами с правительством.

– Он так и сказал – с правительством?

– Кажется, да. Ну, ведь это правда?

– Да. Тот человек следовал за вами?

– Обычно да. Но если мы хотели уединиться, Гарри умел избавляться от него. Мы всегда смеялись, когда отрывались от него в потоке машин. Или заходили в паб выпить, а потом оба шли в туалет и уходили через заднюю дверь – полями до шоссе и садились в автобус. Тот человек был не слишком сообразителен… или просто лентяй.

И то и другое, подумал Гримстер. Мелочная экономия сэра Джона; в то время – а может, даже и сейчас – сэр Джон не считал дело серьезным. Все выполнялось формально.

Гримстер посмотрел на часы – без четверти двенадцать. Он поднялся, подошел к буфету и налил две рюмки хереса. От утреннего кофе Лили отказалась. Протянув ей рюмку, Гримстер сел, подавшись вперед.

– Как вы считаете, у вас хорошая память?

– Полагаю, да. В некоторых вещах – очень хорошая.

– В каких «некоторых»?

– В мелочах. Например, в парикмахерской – я помню все, о чем болтали помощницы. А они бесконечно щебечут о себе – что приятель сказал и сделал, и представь, кто приходил на прошлой неделе? Кстати, а что мне тут делать с волосами?

– Недалеко, в Чамли, есть салон. Или могу отвезти вас в Барнстейпл.

– С удовольствием. Там и пообедаем, и по магазинам можно пройтись. В этом я тоже разбираюсь – в товарах и ценах. Наверное, потому что сама работала продавщицей.

Гримстер отпил херес. По тому, что он видел – а он почти не отрывал глаз от ее лица и рук, которые позволяли улавливать мысли и чувства, – девушка вела себя совершенно естественно, говорила правду и была настроена сотрудничать.

– И у вас хорошая память на поэзию, – сказал Гримстер.

Лили рассмеялась.

– Не совсем. Это фокус. Я не вспомню ни строчки, пока вы не назовете нужное слово.

– Слово?

– Да, какое-нибудь ключевое слово. Вы говорите, и оно запускает что-то в моем мозгу. Как вчера, когда вы сказали про жаворонка. «Жаворонок» – и я начала. Так меня и учил Гарри… Бедный Гарри. Он был так добр ко мне, так много хотел мне дать, а теперь мы сидим и говорим о нем, как о персонаже пьесы или книги. Это как-то неправильно.

Слушая ее, Гримстер пытался сообразить, какой стих Гарри заставил ее выучить, который можно включить кодовым словом.

– Давайте попробуем несколько слов. Например, ласточка? – Лили покачала головой. – Золотая рыбка?

Гримстер пролистывал память в поисках поэтических штампов; перед глазами всплыла комнатушка в Комбермере, раскрытая на сером одеяле потрепанная «Оксфордская книга английской поэзии».

– Радуга.

Лили улыбнулась и выпалила, словно стрела вылетела из лука:

Займется сердце, чуть замечу

Я радугу на небе, —

Так шло, когда я отрок был невинный,

Так есть, когда я стал мужчиной,

Да будет так, когда я старость встречу! —

Иль прокляну свой жребий![2]

Лили рассмеялась от удовольствия, рассмеялся с ней и Гримстер, вспоминая продолжение: «Кто есть Дитя? Отец Мужчины;/ Желал бы я, чтобы меж днями связь / Природной праведности не рвалась». Нынче природной праведности осталось мало.

– И это получается, только если назвать нужное слово?

– Как правило. Те, которые мне нравятся, я могу вспомнить когда захочу.

Гримстер допил херес.

– Скажите – вы ведь хорошо знали Диллинга. Какое место он выбрал бы, чтобы что-нибудь спрятать? Что-нибудь не очень громоздкое – например, чемоданчик.

– Господи, ну и вопросик! Понятия не имею. Знаю только, что не такое место, которое выбрало бы большинство людей. Гарри обожал загадки и головоломки, он решал кроссворды, как нечего делать. И приспособления всякие любил. Говорил, что, когда поселимся в собственном доме, он устроит все так, чтобы, лежа в постели, нажимать кнопки – и шторы закрываются, ванна наполняется, и яйца разбиваются над сковородкой… Думаю, для ученого это все несложно.

– Он сумел бы как следует спрятать вещь?

– Уж будьте уверены!

Гримстер помолчал, соображая, как задать следующий вопрос без особого нажима.

– Давайте вспомним последний день в коттедже. День накануне вашего отъезда в Лондон. Двадцать седьмое февраля. Чем вы оба занимались?

– Думаете, тогда он и спрятал то, что вы ищете?

– Не обязательно, Лили, просто вспомните для меня. – Конечно, именно в этот день. Диллинг сам об этом сказал, и то, чем они занимались с Лили, он, несомненно, продумал.

– Ну, мы встали поздно, позавтракали, а потом Гарри читал газеты, пока я прибиралась. Постель, посуда после завтрака…

Лили откинулась в кресле, чуть наклонив голову и глядя на картину Стаббса – белую лошадь – на стене; говорила она легко, явно не выдумывая и не запинаясь, просто вспоминала. Они оставались дома весь день. На улице подморозило. До обеда она укладывала вещи, но чемодан не закрывала, потому что после обеда собиралась погладить несколько кофточек и кое-что из белья. Обед был простой: выпили бутылку белого вина, на десерт – немного бри и чеддера с салатом из цикория и помидоров, кофе. После обеда… Здесь Лили впервые запнулась, опустила голову чуть ниже и посмотрела на Гримстера честными, улыбающимися глазами, впервые со времени их знакомства в ее манере появился намек на интимность – они уже хорошо знают друг друга, так что же смущаться?

– Вы поднялись в спальню? – спросил Гримстер.

– Да, я хотела взяться за глажку, но Гарри не дал мне. Он сказал, что времени еще полно. После вина он всегда был такой. Когда загорался, его было не остановить. Да я и не особенно пыталась…

Они занимались любовью, потом Гарри поспал час или около того, пока Лили гладила и готовилась к завтрашнему отъезду. Между четырьмя и пятью Лили принесла Диллингу чашку кофе, потом – часов в шесть – он принял ванну и переоделся, как всегда, если позволяла программа. Вечером они читали, смотрели телевизор; Лили приготовила ужин из того, что оставалось в холодильнике (зная, что они уезжают, она добила припасы). Томатный суп – любимый суп Гарри, – жареная камбала с картошкой – из замороженной упаковки – и кофе. В одиннадцать легли спать. Обычный, ничем не примечательный день.