— Случилось что? — прохрипел Агеев сразу после того, как вошел и поздоровался.

— Случилось, ага, — сразу наехал на него Серый. — Скажи-ка мне, друг мой ситный, какого черта ты заводишь подозрительные романы за спиной у главы клана?

— Можно подумать, ты ему отчеты подаешь, с кем, когда и в каких позах, — огрызнулся Хрипящий. — Это мое личное дело, понял? И вообще, у нас все серьезно, понял?

Разозлился он сильно и уже не хрипел — рычал.

— А Ермолина знает, что у вас все серьезно? — спросил теперь уже Постников.

— Мы про это не говорили. Я хотел сначала с Ярославом переговорить, — чуть остыл Хрипящий.

— Понимаешь, Дмитрий, — вкрадчиво сказал Постников. — Нам поступило предложение от Глазьевых забрать Ермолину. Вот мы и размышляем, а что, если она сама не захочет к нам возвращаться.

— Как это не захочет? — уверенно ответил Хрипящий. — Захочет, ей там плохо, правда.

— Она так говорила? — скептически спросил Серый.

— Нет, но я же чувствую.

— Чувствует он. Короче, Дмитрий, договариваемся так. Если она отказывается переходить к нам, значит, у вас все несерьезно и ты к ней на пушечный выстрел не подходишь.

— Вы ее в чем-то подозреваете? — зло спросил он.

— Подозреваем, — согласился Постников. — И поверь, у нас есть для этого основания.

— Аня не такая, — набычился Хрипящий. — Она неспособна на подлость.

Серый закатил глаза к потолку. Я бы его поддержал аналогичным действием, но я глава клана, мне нельзя так явно проявлять эмоции. Впрочем, я и сам долго обманывался относительно Ермолиной. И возможно, обманывался и до сих пор, если бы не побывал у нее в голове.

— Дима, если она неспособна на подлость, то ты вообще ничем не рискуешь, если дашь такое обещание, понимаешь? — выдал Серый. — Получится, что это простая формальность.

— Но ее могут не отпустить сами Глазьевы. И что тогда?

— Пока сами Глазьевы ее нам очень хотят всучить. И если всучат, то за нее будешь отвечать персонально ты, понятно? — рявкнул Серый. — Потому что однажды она очень сильно пыталась нам подгадить и не ее вина, что не получилось. И если она откажется, а ты продолжишь с ней встречаться, при всех твоих замечательных артефактах с отводом глаз рано или поздно о встречах узнают Глазьевы и потребуют от Ермолиной добывать с тебя информацию. Мы так рисковать не можем. Поэтому решай: или она невиновата и ты даешь обещание или виновата и ты с ней больше не встречаешься.

О третьем варианте, что Хрипящий может выйти из клана, Серый не заикнулся. О четвертом — что Аня может выйти от Глазьевых и не вступить к нам — тоже.

— Понимаешь, Дмитрий, — проникновенно сказал Постников, — если бы не ты, мы бы вообще возврат Ермолиной не обсуждали, сразу резко отказали бы, а так его можно замаскировать выполнением просьбы Лазарева.

— Я могу с ней сначала поговорить?

— Нет. Если Глазьевы о чем-то догадаются, то, сам понимаешь, переговоры пойдут совсем по-другому, — жестко сказал Постников. — Хватит, накосячил уже. Клятву даешь? Или решил, что Ермолина тебе не столь дорога?

— Даю, куда деваться, — угрюмо ответил он.

Словно дождавшись этих слов, позвонил Лазарев. В нетерпении его сложно было обвинить: прошло около двух часов, хотя он обещал перезвонить через час.

— Что ты решил Слава, — сразу спросил он.

— Понимаете, Андрей Кириллович, мы не очень доверяем Глазьевым, поэтому бы хотели сначала осмотреть.

— Участок?

— Разумеется. Ермолину-то мы уже видели. И цену предварительную тоже хотели бы услышать.

В том что она предварительная, я был уверен: Серый был слишком расстроен чтобы не компенсировать свое расстройство хорошей скидкой.

От вызова к главе клана Анна Ермолина не ждала ничего хорошего. Точнее, ждала самого плохого: того, что стало известно о ее встречах с Димой. Она сама не могла понять, как так вышло, что они с ее бывшим телохранителем зацепились языками, когда он забирал Полинку, и договорились встретиться, а дальше ей словно голову снесло. Но она ни о чем не жалела: это была хоть какая-то отдушина в беспросветности ее нынешней жизни. И сейчас было похоже, что эту отдушину собираются прикрыть или использовать для своих целей.

— Добрый день, Егор Дмитриевич. Вы хотели меня видеть?

Она дежурно улыбнулась. Глазьев не менее дежурно состроил гримасу отвращения при ее виде и даже не стал здороваться.

— Значит так, Анна, — стукнул он по столу ладонью. — Ты понимаешь, что ты нам не нужна, балласт, обуза? Что ты развела наш клан на очень крупные бабки? Что если бы не условие договора с Елисеевым, сплавили бы мы тебя туда, куда собирались отправить твою сестру?

Анна вздрогнула. С магией у нее нынче нелады, но лишиться ее совсем было страшно.

— Понимаю, — внезапно охрипшим голосом сказала она.

— Так вот. Елисеевы согласились тебя забрать, но только при условии, что ты согласна и что дашь полную клятву. Так вот, я тебя информирую, что ты согласна. Только попробуй отказаться, — с явно выраженной злобой процедил Глазьев. — Тогда я спать не буду, но придумаю, как обойти этот гнусный договор, поняла?

— Поняла. Но они точно хотят меня забрать? — опешила Аня, лихорадочно размышляя связано ли это с Димой или нет.

— Они тебя точно не хотят брать. Кому нужно такое счастье? Но мы им сделали некое предложение, от которого им было сложно отказаться, — буркнул Глазьев. — Ты идешь как обязательное условие. Господи, я даже приплатить готов, чтобы больше не видеть твою гнусную рожу. Пошла вон. Точнее, пошла собираться. Встреча и подписание документов через час.

Роман Глазьев влетел к отцу, горя от злости, стукнул по столу кулаком так, что на столешнице тут же появилась глубокая вмятина с подпалинами по краям, и заорал:

— Я теперь что, никто? Со мной не надо больше считаться? Мое мнение никому не интересно? Так, что ли?

Был он бордовый от злости и слюнями брызгался во все стороны, ничуть себя не контролируя.

— А ну остынь! — рявкнул его отец. — Постельная игрушка — не такая великая ценность, другую найдешь. У меня твоя Ермолина как бельмо на глазу была.

— Может и постельная игрушка, но моя. Не твоя. Какого черта ты ею распорядился? Я к твоим любовницам не лезу.

— Роман, какие у меня любовницы, ты что? — фальшиво засмеялся Глазьев-старший надеясь успокоить сына и свести разговор к шуткам.

— Я не мама, на твою игру не куплюсь, — зло выдохнул Роман. — Уж для меня не секрет и кто у тебя сейчас любовница, и кто была перед ней, и перед перед ней…

— Роман, это мое дело, — даванул голосом Глазьев-старший. — Ни одна моя любовница не стоила столько для клана, как твоя Ермолина. Ни в деньгах, ни в репутации.