ли он о том, что «Please Please Me» — это песня о сексе, он ответил: «Ни минуты». Затем он улыбнулся. «Но осмелюсь предположить, что у ребят такая мысль мелькала». Он всегда называл битлов «ребятами».

«Please Please Me» все же вышла в США, как и «Love Me Do», но в тот раз не на Capitol Records. Маленький лейбл, Tollie, взял «Love Me Do», а Vee-Jay Records, компания из Чикаго, выпустила «Please Please Me». Оба американских релиза потерпели фиаско.

Очевидно, битлы знали об этой неудаче, но восприняли ее лишь как незначительный сигнал. Их жизнь стремительно улучшалась: они оставили фургон и теперь путешествовали вместе с другими музыкантами на автобусе — как участники тура шестнадцатилетней Хелен Шапиро.

Она, уже прославленная звезда, ездила в лимузине. Но те гастроли, должно быть, стали для нее горьким опытом — хотя за предыдущие два года пять ее песен попали в первую десятку хит-парадов. Планировалось так: Beatles играют несколько песен в первой половине шоу, на разогреве, — четыре, может быть, пять, — а потом выступает Хелен. Но ее привлекательность уступила очарованию битлов. К тому времени, когда тур достиг Саутпорта в Ланкашире, немного выше по побережью от Ливерпуля, нестройный хор толпы скандировал: «Beatles! Beatles! Beatles!», заглушая пение юной звезды. Плам Балмфорт, в те дни восемнадцатилетняя поклонница битлов из близлежащего Ормскирка, не могла ее не пожалеть. «Это было ужасно. Весь кинотеатр призывал Beatles вернуться. А она, слыша все это, должна была продолжать петь и улыбаться».

Нет, волнение не было истеричным. До истерик оставалось еще несколько месяцев, но то были первые ласточки. Beatles были не просто популярной группой — таких групп было много. У битлов было нечто большее. Они умели напрямую общаться с аудиторией, умели мгновенно внушить чувство дружбы подросткам, занявшим кресла, и пробудить общее, искреннее, веселое, беззаботное счастье. С ними публике было хорошо. В странных пиджаках без воротников в стиле Пьера Кардена, с вызывающими челками, зачесанными на лоб… они были особенными с самого первого мгновения.

Пластинки Хелен Шапиро больше никогда не попадали в двадцатку лучших… возможно, у нее был еще один шанс, только она его упустила. Джон и Пол всю дорогу сочиняли новые песни для своей первой долгоиграющей пластинки — LP[42], как в те дни назывались двенадцатидюймовые диски. Одной из них была «Misery». Джон хорошо ладил с Хелен, а «Misery» была для них проходной песней, просто для заполнения места на альбоме, и он сказал Дику Джеймсу, что песня могла бы подойти Хелен. Тот должным образом сделал предложение, но менеджеры звезды отвергли его, даже не сказав ей — мол, у них было такое чувство, что это слишком мрачная тема для того, чтобы о ней пела молодая девушка. То была их роковая ошибка. Вселенский плач о своих страданиях, подобный «Misery», как нельзя лучше подходил для подростков.

Если учесть, сколько Джордж Мартин канителил с записью и перезаписью «Love Me Do», то он, можно сказать, переменился в мгновение ока. Всего через месяц после выхода «Please Please Me» он потребовал, чтобы Beatles возвращались в Лондон и записывали первый альбом. Без промедления! 11 февраля группа на день прервала тур и отправилась в студию. У EMI уже было четыре дорожки с двух первых синглов, а теперь битлам предстояло записать десять новых, чтобы сделать пластинку из четырнадцати песен. Это было грандиозное предприятие, и они выбрали песни, уже бывшие в их репертуаре, кавер-версии излюбленных американских хитов от девичьей группы The Shirelles — «Baby, It’s You» с мелодией Берта Бакарака и «Boys», которая на самом деле имела смысл лишь в женском исполнении. Решили, пускай ее поет Ринго. Любви Пола к «Taste of Honey» Джон никогда не разделял, но девушкам в «Кэверн» нравилось, так что включили и ее. Еще была «Chains», песня Кэрол Кинг и Джерри Гоффина, и «Anna» Артура Александера — автора баллад в стиле ритм-энд-блюз, сочинившего, ко всему прочему, «Need A Shot Of Rhythm And Blues» и «You’re Better Move On» — их скоро возьмут себе The Rolling Stones.

Но особенным этот альбом сделали именно песни Леннона и Маккартни. В прошлом октябре Пол оставил машину, которую купил в Ливерпуле, и вместе со своей новой девушкой, Селией Мортимер, автостопом отправился на пару дней в Лондон. Там он придумал «I Saw Her Standing There».

Думал ли он о Селии, когда сочинял песню? Может быть, и да, но скорее всего, нет, ведь в первоначальной версии вторая строка звучала как «never been a beauty queen»[43], а Селия была очень красива. Во всяком случае, Джону эта строчка не понравилась, когда позже они сидели на Фортлин-роуд и шлифовали текст. И он предложил альтернативу — «you know what I mean»[44]. Так было лучше: слегка рискованно, даже, можно сказать, сексуально, и фраза намекала, что девушка, в расцвете юных лет, вдруг столь внезапно стала женщиной… вы знаете, о чем я, правда?

Ее решили поставить первой дорожкой альбома, и Пол вступал со счета: «One, two, three, four…»[45] Почему Beatles не отложили ее и не сохранили для следующего сингла, понять сложно, ибо с ее смутно ощутимым происхождением от «When The Saints Go Marching In»[46] то была, безусловно, сильная песня. Теперь это классика Beatles.

Наверное, «серебряную медаль» среди новых песен могла бы завоевать «There’s A Place», сочиненная Ленноном. Название было навеяно первой строкой песни «Somewhere» из «Вестсайдской истории», и песня вовсе не связана с реальным местом — это тайное убежище в голове Джона, куда тот может спрятаться, когда ему плохо. Леннон спел ее безумно быстро, дуэтом с Маккартни, и стиль, похоже, вошел в противоречие с темой. Но представление фантазии как четко определенного места, столь рано проявившее себя в творчестве Джона, снова уводит нас к «Алисе в Стране чудес», пусть и в рок-н-ролльном формате. Трудно представить себе еще какую-нибудь рок-группу тех лет, которая посвятила бы целую песню уголку в голове и описала бы его так.

Несколько лет он забавлялся с «Do You Want To Know A Secret?», прежде чем довести ее до конца в маленькой квартирке, которую Брайан одолжил им с Синтией. Его вдохновляла песня в фильме Уолта Диснея, который он видел в детстве, но, когда дело дошло до записи, он отдал ее Джорджу. «Мы все паршивые песни отдавали Джорджу или Ринго», — говорил он позже. Но это была не паршивая песня. Значит, здесь он, вероятно, следовал