— Слышь, Пит, а хочешь на ночку женами махнуться? — спросил Джон.

— Позволь уточнить… — не понял Пит. — Ты только что предложил поменяться женами на ночь?

— Да! Да! Именно! Давай сделаем это!

Пит, однако, подобного желания не имел. И Джон отступил.

— Ладно, шучу я, — сказал он и сменил тему.

Пит ему не поверил. Джон всегда любил «новенькое». И он не шутил. Да, Синтия об этой беседе явно не знала.

На следующий день протрезвевший Джон согласился с Брайаном: стоило отправить Вулеру телеграмму и извиниться за драку. Хотя на телеграмме стояло его имя, сочиняли ее Брайан и Тони Барроу, новый пресс-секретарь Beatles. В ней говорилось: «МНЕ ОЧЕНЬ ЖАЛЬ БОБ. СТРАШНО ПОДУМАТЬ, ЧТО Я НАДЕЛАЛ. ЧТО Я МОГУ ЕЩЕ СКАЗАТЬ?»

Если бы он навестил Вулера, тогда, наверное, смог бы сказать гораздо больше. Но он предпочел этого не делать. Может быть, в глубине души он пытался понять, какие мотивы подтолкнули его к нападению, — и, вероятно, думал о том, что любой намек на гомосексуальность, сколь угодно далекий от истины, может разрушить его карьеру и будущее Beatles. В 1963 году дело обстояло так.

В 1980 году, за несколько дней до смерти, Леннон вспомнил ту ночь в интервью Энди Пиблсу на BBC, — и признался, что сам испугался своего гнева. «Наверно, в глубине души я боялся: а вдруг я и правда гей, вот и накинулся так на него. Но я был очень пьян… Я ударил его… Я тогда мог просто убить… И это меня напугало».

Вулер мог подать в суд, но вместо этого принял добровольную компенсацию в размере 200 фунтов стерлингов от Брайана Эпстайна — это примерно 3500 фунтов в наши дни. Случись это на несколько месяцев позже, инцидент попал бы в новости на первых полосах газет. Но единственное упоминание о «перебранке» промелькнуло в Daily Mirror, без упоминания реплики, вызвавшей нападение.

Может показаться странным, что большинство редакторов на Флит-стрит все еще не обращали внимания на Beatles, но, возможно, у них были смягчающие обстоятельства. С весны газеты поражали воображение читателей слухами о растущей паутине интриг, в которой запутались британский военный министр Джон Профьюмо, советская разведка, прелестная девица легкого поведения и двое ее вест-индских любовников. Неделями, день за днем, обрастая чередой взаимных обвинений в клевете, манящая картинка из сексуальной жизни элит пополнялась новыми кусочками пазла. Девушку звали Кристин Килер, и, как оказалось, ее саму и ее подругу-милашку по имени Мэнди Райс-Дэвис поставил высшим кругам Стивен Уорд, остеопат и по совместительству сутенер из Мейфэра. Эта история погубила карьеру Профьюмо, который, отвергнув обвинения в каком бы то ни было прелюбодеянии, был вынужден уйти в отставку. Но для читателей то был веселый фестиваль сплетен и лицемерия — пресса непрестанно подогревала необоснованные слухи о том, как судьи Высокого суда, особы королевской крови и министры устраивают роскошные оргии. Ничем хорошим это не кончилось: в августе Стивен Уорд покончил с собой.

Но это было еще не все. Параллельно с делом Профьюмо освещался печально известный развод, дело о котором слушалось в суде Эдинбурга. Речь шла о прелюбодейке-аристократке, герцогине Аргайл, и в числе улик фигурировал снимок леди, орально ублажавшей таинственного незнакомца, чья голова в кадр не попала. По стране опять помчались слухи. «Кто этот безголовый?» — требовала ответа желтая пресса. И тут тоже был вынужден подать в отставку правительственный министр, на этот раз Дункан Сэндис. Нет, джентльменом на фотографии был не он — но он некогда тоже наслаждался благосклонностью сей дамы и надеялся, что его отставка спасет их связь от публичной огласки. Надеялся он напрасно.

Ничто не повышает продажи газет так сильно, как секс-скандалы в высшем обществе. Так что, возможно, у рыцарей пера с Флит-стрит был повод проглядеть историю, которая тем временем, скрытая от их глаз, росла как снежный ком.

26. «Я Джон, на гитаре бренчу, временами шучу»

Для Beatles 1963 год проходил словно в тумане. Их нагрузка зашкаливала. В детстве они по выходным валялись в постели и слушали диджея Брайана Мэтью: «Здравствуйте, дорогие друзья, с вами снова «Saturday Club»[48] на радио BBC Light[49]!» Теперь они сами были звездами в «Субботнем клубе» и за тот год появились в этой передаче десять раз — шутили с ведущим («Я Ринго, на ударных стучу», «Я Пол, на басу бренчу», «Я Джордж, на гитаре бренчу», «Я Джон, на гитаре бренчу, временами шучу»), а в перерывах между репликами опустошали свои закрома и исполняли песни, которые не могли играть на гастролях из-за ограничений по времени. Была еще радиопередача под названием «Pop Goes The Beatles»[50], и все больше и больше телевизионных выступлений, на которых они обычно просто открывали рты под фонограмму своих хитов. Их снова ждала дорога: только в этом году они сыграли более двухсот концертов по всей Британии, а еще записали два альбома и четыре сингла. А когда ничего из перечисленного делать не приходилось, Джона и Пола сажали под замок — сочинять новые песни для Beatles или других протеже Брайана Эпстайна. Бывшая гардеробщица «Кэверн», Присцилла Уайт, превратилась в Силлу Блэк и получила одну песню. Билли Дж. Крамер — четыре.

Битлы работали непрестанно, можно сказать на износ, и для любой другой группы, не столь харизматичной, это могло бы быть чересчур. Но для них все было наоборот. Брайан Эпстайн благодаря хорошему менеджменту — и в равной мере удаче — цементировал их в сознании нации. Разумеется, дикий график исключал для них даже намек на тихую домашнюю жизнь. Синтия, во всех смыслах мать-одиночка, катала ребенка в коляске по Вултону и ждала, пока Джон позвонит. Она всегда ждала.

3 августа Beatles в последний раз выступали в «Кэверн». Подвалы, украшенные как на праздник, были забиты до отказа, но в воздухе витала горечь. Фанаты понимали, что их бросили. А для Синтии это был просто очередной вечер, когда ее вновь попросили держаться подальше.

В шестидесятые годы британские семьи, если могли позволить себе летний отдых, в основном ехали на побережье, останавливались в каком-нибудь пансионе и надеялись, что будет солнечно. И именно для таких отдыхающих Beatles в июле и августе давали концерты на курортах всей страны, прежде чем добрались до Саутпорта и оказались поблизости от родных мест. И когда они были там и наконец смогли провести больше чем пару ночей на своих кроватях, вышла песня, которой предстояло стать их величайшим