Я поймал ее взгляд и неожиданно обнаружил в том взгляде веселый испытующий интерес. «Что скажешь на это? – как бы спрашивала она меня. – Тебя используют, дружище, и как ты на все это будешь в конце концов реагировать?» Она действительно была мудрой и знала цену людям. Сейчас вот, похоже, определяла цену мне. У меня не слишком богатый опыт общения с женщинами, но одно правило я успел усвоить четко: с умными женщинами не юли и не сюсюкай.

– Я приехал сюда из-за тебя, – сказал я.

Я обнимал ее и сквозь тончайшую материю платья чувствовал ее манящее теплое гибкое тело. Ни она клеточка в ней не дрогнула, иначе я бы это уловил. Только опустила ресницы, отгородившись от меня.

– Все время думаю о тебе, – сказал я. – Это какое-то наваждение.

Какая-то теплота поднималась во мне. Когда она доберется до моей головы, я буду готов на любые глупости. Ольга что-то, наверное, уловила.

– Ты же знаешь, что это невозможно, – сказала она.

– Почему?

Она подняла наконец глаза.

– Если общая судьба начинается с чего-то неприятного, впереди, как правило, нет ничего, кроме проблем и несчастий.

– Но это же чушь! – вскинулся я. – Жизнь такая, какой ее строят сами люди!

– Прости меня. Я сейчас не готова ничего ни с кем строить.

Я ее понимал. Если вы пережили сильный шок, все чувства в вас умирают на время. И надо ждать, пока все вернется вновь.

– Я буду ждать, – пообещал я. – Столько, сколько нужно.

Сейчас для меня не существовало никого. Ни Жихарева, ни Антона Бояркова.

– Ты еще придешь в себя, – сказала с печальной улыбкой Ольга. – Любовь – это всего лишь болезнь. От нее излечиваются. Одни раньше, другие позже.

Я не нашелся, что ответить. А в следующую минуту Антон увел ее. Приобнял жену, улыбнулся мне, будто извиняясь, и увлек Ольгу за собой. Я вернулся к опустевшему столу. Моя соседка улыбнулась мне.

– Какая приятная неожиданность, – поведала она. – Никто и подумать не мог, что увидим здесь вас.

– М-да, – отозвался я неопределенно.

– Вы и с Константином дружили?

– Каким Константином?

– Жихаревым.

– Ну, не то чтобы дружил. А почему вы говорите о нем в прошедшем времени?

– Потому что после того, что он натворил…

– А что он натворил?

– Я же все знаю, – понимающе вздохнула она. – И все здесь знают.

– Откуда?

– Телевизор-то все смотрят.

Да, этот чертов ящик донес подробности происшедшего до самых отдаленных кишлаков.

– Еще ничего не ясно, – буркнул я.

– Вскрытие покажет, – усмехнулась моя собеседница.

– Вы медик?

– Это после «Плешки»? – засмеялась она. – Нет, конечно.

Перестала смеяться и вздохнула.

– А с Костей нехорошо получилось, конечно. Никто и подумать не мог.

Женщина раскатывала по столу хлебный шарик и задумчиво смотрела куда-то вдаль.

– Звезд с неба он, конечно, не хватал. Это я про те годы говорю, когда мы были студентами. И если бы не перестройка и капитализм, остался бы он сейчас личностью вполне заурядной, при его-то безалаберности. А вот поди ты – выбился в люди, мебелью торговал.

– Ну почему вы все время говорите о нем в прошедшем времени?

– Так ведь лично для него все закончилось. Когда его арестуют, о бизнесе ему придется забыть. И чего ему не хватало? Как сыр в масле катался.

Помолчала.

– Меняет жизнь людей. Одних – вверх, других – вниз.

Посмотрела на меня с интересом.

– А вы и вправду друг Антона?

– Допустим.

– Не очень-то верится, – засмеялась женщина.

– Почему?

– Кто – он, и кто – вы!

– Ничего странного не вижу.

– Лукавите! – опять засмеялась моя собеседница и даже погрозила пальцем. – Когда-то Антошка блистал, конечно. Он в нашей группе был самым перспективным. И в аспирантуру попал – единственный из всех нас. Сейчас бы был устроен лучше всех, если бы не перемены.

А в результате перемен – незначительная должность на каком-то заводике, внеурочная работа и вареная колбаса на ужин. Она правильно сказала: одних – вверх, других – вниз. Антона Бояркова жизнь швырнула вниз. Не на самое дно, но при его-то перспективах любое движение вниз неизбежно воспринимается как катастрофа. Ольга вышла за него замуж еще в институте. Впереди маячила аспирантура, и вообще казалось, что в дальнейшей жизни ее ждут одни только приятности. А потом все рухнуло. Крохотная квартирка, бесперспективный муж и вечная изматывающая нехватка денег. Мне все понятнее становилась ее судьба. И ее отношения с Жихаревым. Она тянулась к нему, как к огоньку в ночи.

– Антон еще выживет, – сказал я. – Голова у него светлая.

Моя собеседница ничего мне не ответила. Кажется, она была со мной не согласна.

К столу вернулись Боярковы. Компания уже распалась на пары и группки, за столом почти никого не оставалось, и Антон предложил выпить нашей четверке – он, Ольга, я и моя недавняя собеседница. Сам Антон выглядел повеселевшим. Как будто в сегодняшний вечер воспрял духом и распрямился, вспомнив, каким он был когда-то. Шутил, и глаза блестели. Кажется, я разглядел его прежнего. Когда он видел впереди перспективу, а жизнь еще не успела эту перспективу подправить.

– Какой вечер! – сказал Антон. – С ума можно сойти!

Ему нравилось.

– За нас! – предложил он тост. – За то, чтобы все задуманное сбывалось!

Его рука, державшая рюмку, подрагивала. Волновался.

Лично я пил за Ольгу. О чем и сообщил ей взглядом. Она поняла. А моя соседка тот взгляд перехватила. И что-то тот взгляд ей подсказал. Женщину не обманешь. Мне показалось, что она едва заметно улыбнулась. Улыбка была понимающей.

Мы выпили. Соседка моя закашлялась. Я предложил ей воды. Тем временем Боярков вспомнил что-то смешное из их студенческой жизни.

– Да-да, – вспомнила и моя соседка. – Было такое. Еще Костя Жихарев, помнится, тогда сказал…

И тут по Антонову лицу побежала какая-то тень. Улыбка исчезла, он в одну секунду постарел, превратившись в знакомого мне невеселого и издерганного бородача.

– Ну сколько можно об этом Жихареве! – произнес он глухим голосом. – Черт бы его побрал, в самом-то деле.

Повисла тяжелая неприятная тишина. Я взглянул на Ольгу. Она сидела неподвижно, и по ней ничего нельзя было бы угадать, если бы не ее глаза – они потемнели, как мне показалось.

Больше мы о Жихареве в этот вечер не говорили, но что-то уже произошло. Как будто Антон, окунувшись в атмосферу праздника, забыл на время обо всем, что лично ему было неприятно, и вдруг кто-то неосторожный вернул его из вечера грез в действительность, а здесь, в этой действительности, ему было плохо и неуютно.