– Не совсем… Признаться, частный детектив, я сделал все, что можно, и теперь ни на что не влияю. Преступник за границей. Прикажете туда ехать? Его могут разыскивать годами.

– Все так. Но разве вы не хотели бы, чтобы его нашли с вашей помощью? Представляете, как вырос бы ваш авторитет в глазах начальства.

Брунс не отвечал. Чувствовалось, что инспектор задумался. Грехов перед начальством, действительно, было много. Хотя бы минимальная реабилитация была очень кстати.

– Вы говорите загадками, частный детектив.

– Все очень просто. Хочу использовать Кузьму Спицына для поимки Эрнеста Шмелева.

– Не смешите, частный детектив. Как только он окажется в Москве, сразу обо всем забудет. Считаете, что он будет искать этого Эрнеста из-за убийства приятеля?

– Он будет его искать из-за одной побрякушки, которая ему дороже жизни.

– Считаете, что Эрнест что-то упер из этого проклятого дома?

– То, что он что-то упер, не подлежит сомнению. Вы же помните его письмо покойному отцу. Там об этом сказано однозначно. Я, конечно, не уверен на сто процентов, что в этот список входит вещь, столь дорогая Кузьме Спицыну…

– Вот видите, частный детектив, вы не уверены, а собираетесь отпустить преступника.

Макс все так же вкрадчиво продолжал:

– Однако есть основания так считать, причем с большой вероятностью.

– Какие же?

– Кузьма описал мне эту вещицу. Она достаточно увесистая…

– А что, этот ваш любитель сокровищ ее видел?

– Конечно нет, господин инспектор, но это канделябр на четыре свечи. Он не может быть не увесистым. В старые времена все делали основательно.

Брунс вдруг разъярился и повысил голос.

– Послушайте, господин Вундерлих. Что вы прицепились с этой увесистостью? Что это за характеристика предмета? Как по ней можно судить, уехал этот канделябр с преступником или по сей день лежит на чердаке в этом проклятом доме? А может быть, он вообще не существует.

Макс не дал себя завести и снова спокойно сказал:

– Господин инспектор, вы помните, как был убит старик Хельм?

– Конечно, помню. Убийца шарахнул его по башке чем-то увесистым, – ответил Брунс и сразу запнулся, а Макс подхватил:

– Вот именно, господин инспектор. Вы же не думаете, что он специально искал в доме что-то тяжеленькое, чтобы отправить старика на тот свет. В тот момент он еще не знал, что кто-то подвернется под его горячую руку. Так что шарахнул он старика этим канделябром.

Брунс долго молчал. Какая-то логика в рассуждениях сыщика была. Но это безумие считать, что этот канделябр был единственной вещью, которой можно было смертельно ранить старика. Спросил:

– Так это и есть все ваши основания считать, что вещица улетела в Москву?

– Нет. Думаю, дополнительное подтверждение этому я найду при встрече с клиентами супругами Адамсами. Если среди того, что они обнаружат на чердаке, не будет канделябра, то это будет еще один плюс в пользу моей версии.

Брунс продолжал слабо защищаться.

– Все это, конечно, очень хлипко. Этой коллекции более ста лет. Никто никогда ничего не видел. От всей этой истории попахивает легендой, – Брунс помолчал, потом добавил. – Хотя, конечно, частный детектив, ваш Кузьма не закоренелый преступник…

Макс подхватил:

– Безусловно, господин инспектор. Если даже он не поможет нам, то мировой катастрофы из-за того, что он на свободе, не случится. Хотя я очень хочу вам помочь. Пусть это будет моя услуга в ответ на вашу.

Голос Брунса стал мягче.

– Хорошо, частный детектив, я постараюсь убедить старшего инспектора.

– Отлично, господин инспектор. Считаю, что вы его уже убедили, и наша законопослушность от этого не пострадает.

36

В лучах раннего утреннего солнца дом на Дорнкрацштрассе выглядел вполне приветливо. К такому выводу пришел Кузьма Спицын, когда в сопровождении сыщика и его помощницы приблизился к калитке, через которую он еще совсем недавно, дрожа от страха, входил лишь под покровом темноты.

Кузьме была неведома история дома. Он не знал людей, которые в нем жили и умирали. Седовласый старик в окружении кучи чемоданов, которые неспешно грузил в багажник водитель такси, был, пожалуй, последним владельцем дома, имеющим отношение к фабриканту Севрюгину. Кузьма догадывался, что старик приходился ему родственником, но не мог, разумеется, даже примерно вычислить степень их родства. Да и так ли важно это было сейчас? Важным было то, что этот интеллигент не имел понятия о том, что столько лет хранилось на его чердаке. А в том, что все именно так, Кузьма теперь не сомневался, Это каким же недотепой надо быть? Да, видимо, сладенькой была жизнь у этого родственничка… А если бы знал? Тогда Кузьме точно не на что было бы рассчитывать,,, Но тогда бы остался жить Витька… Тогда бы, наверное, и этот наркоман сюда не сунулся… При всех раскладах получалось, что они с Витькой затеяли рискованное предприятие. А вот эти очкарики теперь будут владеть всем. Везет же людям… Но это, если они что-то там найдут… Кузьме уже было все равно. Он только хотел знать, здесь ли канделябр. Понятное дело, ему он все равно не достанется… Но если он попал в руки убийцы Землянина… За что ему такое счастье? Кузьме вдруг стало обидно – не за себя, за державу. Эта дамочка так и не сказала, куда делся преступник. Просто скрылся… Куда?

Они подошли к двери, и Макс нажал кнопку звонка. На пороге возникла рыженькая фрау Адамс. В это утро мордашка юной проектировщицы светилась от счастья. И это было понятно: впервые за последнее время выдался выходной день, когда не надо было бродить по старому дому и находить те или иные известные только ей признаки нарушения заведенного порядка. «Привидений» больше не было. Правда, позади господина Вундерлиха и его помощницы маячила фигура человека, который – со слов сыщика – был одним из тех, кто посещал тайно их дом. Ирма Адамс вгляделась в лицо незнакомца. Несмотря на небритое и слегка подпухшее лицо, выглядел он вполне удовлетворительно. На нем была новая одежда, в которой он, очевидно, чувствовал себя неловко. Ирма даже предположила магазин, в котором все это могло быть куплено. В любом случае трудно было представить, что этот человек по ночам перевоплощался в «привидение». Фрау Адамс так и не поняла во время телефонного разговора с сыщиком, зачем он хочет притащить в их дом незнакомца, но разрешение дала. Она перевела взгляд на Макса, потом на его прелестную помощницу и затараторила в ее стиле:

– Доброе утро, господин Вундерлих, доброе утро, фрау Бергер, – она запнулась и снова посмотрела на небритое лицо Кузьмы Спицына на заднем плане, но, видимо, вспомнив, что тот не