— Очень полезная вещь!

Повернувшись к Линдеру, госпожа Ливанова показывала знаки, а Лабрюйер сидел и хмурился. То, что тайна знаков раскрылась, вроде и неплохо, но он бы предпочел, чтобы немая азбука не носила такого невинного характера. Оставалось только спросить госпожу Ливанову, с кем из подруг она так переговаривалась, чтобы убедиться — тут все чисто.

Линдер увлекся, сам стал показывать слова. Дело сперва не ладилось — все-таки он был немцем, по-немецки говорил и писал отлично, по-русски — говорил очень хорошо, но писал с ошибками. Поэтому, показывая слово, он делал паузы — сначала подбирал правильную букву, потом вспоминал знак.

— А еще можно показать только одну букву, и все станет понятно, — сказала госпожа Ливанова. — Вы ведь знаете, что в русской азбуке буквы имеют названия? «А» — «аз», это значит «я». «Б» — «буки», это значит «буквы». Если я показываю «Д», «добро», — значит, одобряю, значит, все хорошо и правильно. Если «М», «мыслете», значит — нужно помыслить, подумать.

И тут Лабрюйер вспомнил серебряную брошечку-подковку, которую нашел в кошельке госпожи Красницкой.

В отличие от Линдера он знал русскую азбуку.

— Значит, буквы «РСТ» могут означать всего лишь «Рцы слово твердо»?

— Да, они именно это означают. Если их передать человеку — человек понимает, что он все говорит правильно и должен стоять на своем. Очень полезно было, если в гимназии учитель физики пытался сбить с толку. Он-то хотел проверить, понимаем ли мы предмет или просто зазубрили по книжке. Стоишь перед классом, а он тебе заковыристые вопросы делает, так что страшно становится — вдруг ты что-то не то ляпнула? И тебе сигналят — «РСТ». Значит — стой на своем, не поддавайся!

— Ясно, — пробормотал Лабрюйер.

Кто-то загадочный велел госпоже Красницкой не поддаваться…

— Еще это значит — «отвечай за свои слова». То есть не давши слова, крепись, а давши — держись. Или даже «я отвечаю за свои слова», — добавила госпожа Ливанова.

— Значит, если я кому-то дарю предмет, на котором с изнанки награвировано это самое «РСТ», то советую…

По округлившимся глазам госпожи Ливановой Лабрюйер понял — она видела по меньшей мере один такой предмет.

Так, значит, прошлым вечером она что-то пыталась сообщить госпоже Красницкой?

Эту мысль следовало проверить. Но уж больно много выходило совпадений — Красницкая делала знаки в ресторане, когда там находилась госпожи Ливанова, потом Красницкая поздно вечером бежала в сторону Матвеевского рынка — но не на рынок же ее нелегкая понесла. Если бы она собралась далеко — остановила бы ормана. А от «Франкфурта-на-Майне» до дома на Церковной — и полуверсты не будет, гораздо меньше…

Лабрюйер понял — он набрел на какую-то важную связь.

Теперь главное было — не подать вида.

— У нас были буквы, которые имели и другое значение, не азбучное, — быстро заговорила госпожа Ливанова. — Скажем, сигналишь «А»..

Она показала большой палец.

— И это?..

— «Аларм» — тревога.

— Если «В» — значит, вперед? — спросил Линдер.

— Может, в какой-то другой гимназии. У нас не было нужды в таком слове.

— Знаешь что, Линдер? Я думаю, госпожа Ливанова никуда не денется, и мы при нужде всегда ее отыщем, — сказал Лабрюйер. — Мы знаем, где Ольга Александровна живет, узнать, где и кем служит ее супруг, несложно. А вы, Ольга Александровна, подумайте хорошенько. Может быть, вы сумеете объяснить, что за маневры совершали в зоологическом саду, не поминая всуе вопросы жизни и смерти. Сейчас мы остановим на Театральном бульваре ормана, и вы отправитесь домой.

— Вы действительно отпускаете меня? — удивилась женщина.

— Чтобы посадить вас в тюрьму, как вы мечтаете, нужно оформить и подписать кучу всяких бумаг. Простите, недосуг, — отрубил Лабрюйер. — Более того, я сам с вами поеду. Когда женщина одна катается в экипаже — это портит ее репутацию.

И он сделал Линдеру едва заметный знак, прищурил левый глаз. Линдер понял — к даме нужно пристегнуть незаметный хвостик. Пока Лабрюйер катается с русской красавицей — пробежать триста сажен до Полицейского управления и раздобыть агента, который ничем важным не занят.

Они ехали молча — Лабрюйер решил, что дама должна видеть, насколько он ею недоволен. Доехав до Церковной, Лабрюйер помог ей выйти из пролетки, вынес саквояж и передал дворнику.

— Где мертвое тело? — спросил он.

— Увезли.

— Так никто его и не признал?

— Господа говорят — впервые видят. А если кто из прислуги признал — так страшно сказать, в полицию затаскают.

Это Лабрюйер прекрасно понимал.

— А ты сам потихоньку поспрашивай. Вот полтина в задаток. Дня через два приду.

Госпожа Ливанова слышала этот разговор.

— Не знаю, поможет ли вам… Но, когда он меня схватил в подворотне, когда я вырывалась и кричала, он по-немецки велел мне молчать, потом выругался. Так вот — это не тот немецкий язык, на котором говорят в Риге. Так говорят в Вене. Я была там с мужем, я знаю.

— В Вене… — повторил ошарашенный Лабрюйер.

Потом дворник унес саквояж, а госпожа Ливанова ушла не сразу.

— Еще что-то хотите сказать? — спросил Лабрюйер. — Я сам — бывший полицейский, помогаю своему другу господину Линдеру по разным причинам… Если захотите меня видеть — мое фотографическое заведение на Александровской, напротив «Франкфурта-на-Майне», называется «Рижская фотография господина Лабрюйера». Будьте очень осторожны, одна из дому не выходите, улицу переходите, тщательно оглядевшись — автомобиль, который мчится, делая семьдесят верст в час, может появиться внезапно… Честь имею.

Он коротко поклонился и пошел прочь.

По его соображениям, госпожа Ливанова должна была первым делом связаться с госпожой Красницкой, чтобы рассказать о визите полицейского инспектора. Возможно, у Красницкой хватит ума объяснить ей, что к ней пристегнут хвост, потому что полицейские инспекторы должны раскрыть убийство Фогеля — и они его раскроют.

У госпожи Ливановой будет время, чтобы придумать логичное вранье. И госпожа Красницкая ей несомненно в этом поможет.

Что же означает погоня человека, который говорит по-немецки на австрийский лад, за Лабрюйером? И на кой черт ему преследовать госпожу Ливанову?

Смерть грозила им обоим — возможно, еще и дворнику.

Если этот человек — из «Эвиденцбюро», то на кой ему две смерти, которые полиция будет расследовать очень тщательно? Госпожа Ливанова наверняка имеет влиятельную родню, ее супруг — сослуживцев и начальство. А Полицейское управление не оставит смерть своего бывшего инспектора безнаказанной, изловить убийцу — дело чести. Даже не слишком умный, завистливый и способный на мелкие пакости Горнфельд сделает все, что в его силах.