– Она отправилась спать в прекрасном настроении, – сказал Стивен.

И все замолкли, вспоминая. Где-то мягко и чисто пробили часы, затем прошелесте­ла бумага – Далглиш перевернул страни­цу. Где-то там в прохладе и тишине тяну­лась вверх лестница, по которой Салли под­нималась со своей кружкой в последний раз. Они прислушались – почти явственно раз­дались ее мягкие шаги, шорох халата по ступеням, раскаты смеха. Вдали в темноте чуть поблескивал луг, и свет от настоль­ной лампы отражался в нем бликами, по­добно ряду китайских фонариков в напол­ненной ароматами ночи. Мелькнуло белое платье, копна волос. Или это почудилось? Где-то там, над ними – детская, теперь опустевшая, белая и стерильная, точно морг. Мог ли кто из них решиться сейчас под­няться, открыть дверь в детскую, не боясь, что на кровати лежит кто-то? Дебора, по­ежившись, сказала:

– Прошу вас, пожалуйста, скажите нам, что же случилось на самом деле!

Далглиш поднял на нее взгляд. И снова зазвучал его спокойный, глубокий голос.

– Думаю, убийца отправился к мисс Джапп, поддавшись внезапному желанию до конца разобраться в чувствах и намере­ниях девушки, понять, насколько она опасна. Может, хотел попросить ее о чем-то, хотя не думаю, что мое предположение обосно­ванно, более вероятно, он хотел заключить с ней какую-то сделку. Гость или просто вошел в комнату Салли, или постучал, и его впустили. Как видите, этот человек ничего не боялся. Салли была раздета и лежала в постели. Должно быть, уже дремала, но она отпила самую малость из кружки, и снот­ворное не подействовало, просто была слиш­ком усталой, чтобы думать о каких-то там тонкостях, да просто думать, что делает. Она даже не удосужилась встать с постели и надеть халат. Вы можете сделать вывод, учитывая особенности ее характера, о ко­торых мы сейчас услышали, что она вела себя так, потому что гость был мужчиной. Но эти доводы вряд ли стоит принимать во внимание.

Мы до сих пор не знаем, что произош­ло между Салли и гостем. Знаем только, что, когда гость ушел, закрыв за собой дверь, Салли была мертва. Если мы сойдемся на том, что это было непреднамеренное убий­ство, то можем предположить, что же слу­чилось. Теперь мы знаем, что Салли была замужем, любила своего мужа, ждала, когда он вернется и заберет ее из Мартингейла, ждала его со дня на день. Мы можем пред­положить, исходя из того, как она обра­щалась с Дереком Пулленом и как блюла тайну своего брака, что она черпала силы и радость в этой тайне. Пуллен сказал: «Она любила все держать в тайне». Женщина, с которой Салли работала, сказала мне: «Она была такой скрытной девчонкой. Проработала у меня три года, но я знала о ней под ко­нец ровно столько, сколько знала, когда она появилась у нас. Салли Джапп храни­ла молчание насчет своего замужества, даже когда ей очень трудно было. Конечно, ничего умного в этом не было. Муж был за тридевять земель, преуспевал. Фирма вряд ли отправила бы его домой. Фирме ни к чему было знать об этом браке. Если бы Салли сказала правду, кто-нибудь помог бы ей. Думаю, она хранила тайну частично для того, чтобы доказать свою верность и уме­ние держать слово, а частично потому, что такой уж она была – ореол тайны был для нее слишком притягателен. Благодаря ей она могла допекать дядю и тетку, которых не любила, и получала от этого удоволь­ствие. Благодаря ей она приобрела на семь месяцев прибежище. Ее муж сказал мне: „Салли всегда твердила: „Лучше всех уст­раиваются матери-одиночки“. Не думаю, чтобы кто-нибудь из присутствующих согла­сился со мной, но Салли Ритчи была убеж­дена, что мы живем в обществе, которое утешает себя, помогая с большей охотой заблудшим, попавшим в переплет, чем тем, кто действительно заслужил эту помощь, но судьба его неприметна; она смогла про­верить свою теорию на практике. Думаю, ей нравилось в приюте святой Марии. Ду­маю, она не теряла присутствия духа, теша себя мыслью, что она не такая, как все. Какой она, наверно, испытывала восторг, представляя себе удивленную мину мисс Лидделл, когда та узнает правду, и как она веселилась, изображая мужу своих подружек по приюту. Вроде того: «А теперь пусть Сал расскажет вам о том, как она была матерью-одиночкой“. Думаю также, что она наслаждалась властью и силой, которые ей давала ее тайна. Наслаждалась, видя ужас, который охватил Макси перед лицом опас­ности, – ведь только она одна знала, что опасность ложная.

Дебора заерзала на стуле:

– Вы, судя по всему, много чего о ней знаете. Если она знала, что помолвка – блеф, почему же она приняла предложение Стивена? Она бы всех нас сберегла от не­нужных треволнений, если бы сказала Стивену правду.

Далглиш посмотрел на нее:

– Она сберегла бы собственную жизнь. Но разве это похоже на нее – говорить правду? Ждать оставалось недолго. Муж возвращался домой через день-два. Предложение док­тора Макси явилось очередным осложнением, которое добавило лишь волнений – и воз­можность поразвлечься – во всей этой ис­тории. Вспомните, ведь она не больно-то серьезно приняла его предложение. Я счи­таю, что она вела себя сообразно своей натуре. Она не выносила миссис Рискоу и не таясь выказывала ей свою неприязнь, поскольку близился час возвращения мужа. А это пред­ложение дало ей новые шансы поразвлечься. Думаю, что, когда к ней пришел гость, она лежала в постели сонная, счастливая, уверенная, что у нее в руках семейка Макси, она будет крутить ею, как захочет. Ни один из десятков людей, которых я допра­шивал, не сказал, что она была доброй. Не думаю, чтобы она любезно обошлась и с гостем. Но она недооценила степень гнева и отчаяния, с которыми ей пришлось стол­кнуться. Может, она принялась смеяться. И тут-то сильные пальцы замкнули кольцо на ее шее.

Наступила тишина. Феликс Херн нарушил ее, резко бросив:

– Вы не ту выбрали себе профессию, инспектор. Это драматическое представление заслуживает куда большей аудитории.

– Не глупите, Херн. – Стивен Макси поднял мертвенно-бледное, изможденное лицо. – Неужели не понятно, что ему до­статочно и того, как мы реагируем на этот рассказ? – Он повернулся к Далглишу в мгновенном приступе гнева. – Чьи паль­цы? – спросил он требовательно. – Сколько можно разыгрывать этот фарс? Чьи руки?

Далглиш оставил его слова без ответа.

– Наш убийца подошел к двери и включил свет. Надо было бежать. Но тут, быть мо­жет, на него нашло сомнение. Может, решил: удостовериться, действительно ли Салли, Джапп умерла. А может, нулся во сне, и, повинуясь движению души, он захотел оставлять подле мертвой матери. Не исключено, что им руководили более эгоистические соображения – ребенок своими криками мог поднять на ноги весь дом Словом, не важно, по какой причине он на мгновение снова включил свет. Включил и выключил. Виктор Проктор, кото­рый поджидал в тени деревьев на краю лужай­ки, принял это за условный знак. У него не было часов. Он ждал сигнала. И он пошел вдоль газона, по-прежнему прячась в тени деревьев и кустов, к черному ходу

Далглиш выдержал паузу, а его слуша­тели посмотрели на Проктора. Он выгля­дел куда увереннее, перестал нервничать и изображать из себя свирепое чудище. Он спокойно и просто рассказал эту историю словно воспоминания той жуткой ночи напряженный, острый интерес собравшихся помогли ему избавиться от смущения и вины и теперь ему не надо было оправдываться перед ними, и он уже не вызывал такого раздра­жения. Они в общем-то были товарищи по несчастью – он тоже оказался жертвой Салли Джапп. Они слушали его, испытывая та­кие же отчаяние и страх, которые гнали его к дверям Салли.