– Прости, Олег, у меня ни копейки не было на телефон положить, понимаешь, просто так все получилось здорово…

– Ты что мне будешь рассказывать?! Что целый день одна провела в Москве без копейки денег?!! Я все уже понял – но зачем ты врешь, я не понимаю?!!

– Я не вру!!!

Слезы блестели у Юлии на глазах, когда она растерянно спускалась по затихшей лестнице. Слезы обиды, одиночества и непонимания уже готовы были пролиться, ошпаривая щеки и приводя в чувство, как кипяток расшалившуюся кошку. Но Маргарита, намалеванная углем на серой стене смотрела на Юлию так сочувственно, а Бегемот так издевательски и подстрекательски ухмылялся, протягивая рюмку спирта в толстой черной лапе… что Юлии просто ничего не оставалось сделать, как расправить плечи и улыбнуться, гордо подняв подбородок.

23 часа 15 минут

На Садовой начиналась летняя московская клубная ночь. Бульварная, пьяная, свежая, горячая ночь.

Возбужденные компании сновали мимо, перемещаясь из клуба в клуб, нарядные дамы и мужчины вальяжно фланировали по ярко освещенным улицам центра, то и дело останавливались такси, впуская и выпуская неугомонных пассажиров.

Острое, горькое как васаби чувство одиночества и несправедливости делало ноги Юлии тяжелыми и ватными, буквально мешая идти. И наверное, дьявольское влияние «нехорошей» квартиры все-таки существует. А в некоторые ночи оно настолько сильно, что реально действует на особо чувствительные натуры. И что, как не это подтолкнуло Юлию к дверям ее любимого «Б2»? Или это был худой охранник в очках как у Коровьева, который подмигнул ей нагло и провокационно – мол, заходи, на пару танцев.

«На два танца. Только на два. Ритуальных. То есть – прощальных. Ну, в общем…» – говорила себе Юлия, а ноги уже сами выписывали рок-н-ролл на знакомой ретро-дискотеке. Вот только букет, уже незамечаемым аксессуаром прилипший к рукам, мешал танцевать.

Великолепным, чистым, как марсианский хрусталь, голосом Агузарова пела «Король Оранжевое лето». Вообще, сегодня было как-то особенно весело. И Юлия быстро поняла почему.

– С днем рождения, Флай!!! – прокричал вдруг в микрофон бармен, подавая за диджейскую стойку три бокала с шампанским.

Вот как – оказывается, у ее любимого диджея сегодня праздник! Ни секунды не раздумывая, Юлия стремительно подлетела, скользнув сквозь потную толпу к диджейскому пульту.

– Поздравляю! – крикнула она сквозь музыку.

И с облегчением всучила удивленному Флаю чуть привядший, но все еще прекрасный букет. Перегнувшись через стойку, чмокнула его в щеку и, довольная освободившимися руками, принялась прыгать со всеми под «Вайя Кон Диас». К сожалению, песня быстро кончилась. Пора было уходить.

– Посвящается девушке в розовом платье! – раздалось в микрофон за спиной.

И она услышала томительно-сексуальный баритон трубадура из «Бременских музыкантов». «Лу-уч со-оолнца золото-о-ого…» – плыло в мерцающей темноте танцпола, и вдруг… ее сердце остановилось. На миг, конечно. Потом опять пошло. Просто сбилось немножко, от неожиданности. И немудрено – таких совпадений в жизни не бывает. Нет, бывают, и много – только это не совпадения. Вот в чем все дело.

С другого конца маленькой площадки на Юлию смотрели те самые ласковые, смеющиеся, снисходительные глаза. Только теперь взгляд их не был приветливо-вопросительным, как вчера. Нет. Он был восхищенным, но твердым и острым, как у тигра перед прыжком в передаче «В мире животных». А потом – очень скоро, горячие ладони держали ее за талию, и сильное гибкое тело прижималось к ее телу. И ароматные губы шептали ей на ухо то, что она больше всего хотела сегодня услышать с самого утра:

– Я испугался чего-то… Очень хотел к тебе подойти, но испугался. Подумал – ты наверняка не свободна и все такое… а потом всю ночь ругал себя… за то, что больше никогда тебя не увижу… теперь я тебя не отпущу…

Они поднялись на второй этаж. Музыка там потише, и можно, спрятавшись в темноте за самым дальним столиком, горячо обниматься, ожидая заказа. Он заказал себе мороженое и коньяк, а она попросила «Цезарь».

– Меня зовут Вячеслав… В смысле – Слава.

– А меня Юлия. В смысле – Юля.

– Съешь мороженого – здесь вкусное, – посоветовал он.

– Я не люблю сладкое, – сказала Юлия.

Она действительно не любила сладкое. Так, иногда, в качестве десерта после основного блюда. Но когда хотелось есть, то хотелось чего-то мясного, или рыбного, или в крайнем случае – овощного. Вот как сейчас. А он наслаждался как ребенок, которому по причине диатеза разрешают лакомиться два раза в год. Он так ел, прикрывая от удовольствия свои сумасшедшие глаза и облизываясь, что невозможно было оторвать от него взгляд. Это такое умилительное зрелище – красивый взрослый мужчина, так явно не скрывающий свою любовь к сладкому.

– Ну, попробуй… вкусно… – уговаривал он, искренне желая поделиться блаженством.

– Я не люблю сладкое, – тихо улыбалась Юлия.

Она узнавала. В каждом его жесте, в каждой искринке лукавых глаз, в интонации смешка она узнавала… себя! Именно потому так жадно смотрела на него. Но он понял по-своему. Вдруг вылил остатки коньяка в стеклянную вазочку на ножке, и тот растекся темно-медовыми слезами по белому ванильному шарику. Он зачерпнул странную смесь на ложечку, привычно облизал ее… и вдруг прильнул к губам Юлии. И в рот ей проник сладко-горький, обжигающий, пьяный и нежный вкус его языка. И его дыхания. И его сильные пальцы держали ее затылок так, как никогда не держали пальцы Олега.

Да, она вспомнила об Олеге. Но воспоминание было такое далекое, такое размытое… как прошлогоднее лето. И она отвечала на поцелуй тем более исступленно, что точно знала, что у него не будет продолжения. А он не знал. И от этого хотелось целовать его еще сильнее, еще откровеннее, еще соблазнительнее. Так, что даже его смеющиеся глаза сделались серьезными, когда он оторвался от нее.

– Я сейчас, – сказал он хрипло и сорвался с места, доставая на ходу мобильный из заднего кармана. – Никуда не уходи. Я сейчас!

Она мгновенно восприняла это как команду к действию. К обратному действию. Юлия вдруг поняла, что давно, а может быть – всегда? в своих поступках повиновалась чему-то сильному, словно бы чужому… но не разуму, точно.

Вот и теперь она медленно, не слыша музыки, не чувствуя запахов, не замечая разгоряченных лиц вокруг, спустилась по лестнице в глубокой задумчивости. От усталости или от волнений этого дня она уже ничего не соображала и почти ничего не чувствовала. То есть – нет! Скорее, она просто чувствовала так много всего, что чувства зашкаливали и нивелировали друг друга, превращаясь в одно. В одно-единственное. И Юлия с восторгом открытия начинала осознавать, что скорее всего это чувство и называется СЧАСТЬЕ. Потому что, если ЭТО не счастье… то его тогда вообще нет.