ребенок родился мертвым.

Так милосерднее.

Бедная девочка. Бедная проклятая девочка.

* * *

8 сентября 1935 года

Прошло много времени с тех пор, как у меня хватало сил писать.

Ребенок родится в декабре или январе. Говорят, что опасные месяцы миновали и что он обязательно будет здоров. Я постоянно чувствую такую усталость, что не стала бы загадывать. Мама прислала мне бесконечное количество чаев и тоников для питья. Она говорит, что их благословили священник и храмовая дева, что они подарят мне здорового сына.

От одного пакетика пахло кровью. Интересно, сколькими крестьянами она пожертвовала.

К счастью, мой муж считает ее сумасшедшей и запретил ее посылки. Его настроение значительно улучшилось, и теперь мне положено небольшое пособие. Он заказывает для меня библиотеку. Хотя сам не читает, лишь курит и играет в шахматы в одиночку.

Судя по тому, как проходит беременность, доктор говорит, что будет мальчик. Уверена, моя мать угрожала заживо содрать кожу с его семьи, если он скажет иначе, поэтому я не позволяю себе надеяться.

Я никогда больше не позволю себе надеяться.

– Маленькая госпожа!

Нори подпрыгнула и чуть не слетела с насеста. Она уперлась пятками и высунула голову из листьев. Аямэ смотрела на нее снизу вверх.

– Я звала вас, госпожа.

Нори незаметно сунула дневник под блузку.

– Простите, не слышала.

Аямэ нахмурилась.

– Вы забрались слишком высоко. Ваш брат был бы недоволен.

Нори спустилась, умело ориентируясь по впадинам в дереве, куда могли поместиться ее ноги. На этом дереве она провела половину своей жизни; разве что Акире она доверяла больше.

Как только ноги коснулись земли, Нори одарила Аямэ самой широкой улыбкой.

– Мы же ему не скажем?

Аямэ вздохнула.

– Госпожа… мне бы хотелось, чтобы вы так не рисковали.

Когда ты стала обо мне переживать?

– Я буду осторожна, – пообещала Нори. – Что вы хотели, Аямэ?

Служанка помялась.

– Акира-сама просил о вас о встрече.

Нори моргнула.

– Что? Зачем?

Она вздохнула.

– Он не сказал.

Нори вздохнула. Акира никогда не посылал за ней, он просто приходил.

А потому это не предвещало ничего хорошего.

– Почему у вас такой испуганный вид?

Лицо Аямэ было бледным.

– Боюсь, он не в настроении.

За месяц Акира сказал Нори всего три слова. Он даже не потрудился пригласить ее на фестиваль в шестнадцатый день рождения; она поехала одна.

Что-то явно его беспокоило, но Нори слишком боялась спросить, что именно. Очевидно, сейчас она выяснит.

– Где он?

– В кабинете, госпожа.

Нори протянула Аямэ дневник и ушла, не сказав больше ни слова. Если суждено столкнуться с бурей, то нет смысла ее избегать.

Нори скинула туфли и срезала путь через ныне пустующую комнату, в которой когда-то находилось семейное святилище.

Даже сейчас она видела то место, где чуть не умерла.

Слуги заменили циновки, но половицы под ними выцвели. Хотя отбеливатель удалил пятно крови, остался след. Если бы Нори напряглась, то почувствовала бы резкий запах своего страха.

Она все еще чувствовала необузданное отчаяние, спрятанное где-то глубоко под поверхностью. Она никогда ничего не забудет; каждый человек, которого она когда-либо встречала, был выжжен на ее коже, как клеймо. Иногда она смотрела в зеркало и думала, что это чудо – она все еще дышит.

Нори легонько постучала в дверь кабинета и услышала, как смолкли звуки скрипки. Она узнала мелодию. Это была «Аве Мария» Шуберта, одна из первых вещей, которые Акира для нее сыграл. Он часто говорил, что ему она не нравится.

– Да, – отозвался Акира.

Нори вошла в кабинет, закрыла дверь и остановилась в ожидании. Акира оглядел ее с ног до головы и смор-щился.

– Почему ты вечно выглядишь, как будто живешь в лесу?

Ей было нечего возразить. Вся в грязи и листьях, с царапинами на руках и синяками на коленях. На блузке пятно от вина. Волосы в полном беспорядке.

– Гомэн.

– От тебя воняет.

Она вздрогнула.

– Прости.

Акира скрестил руки на груди.

– Нам нужно поговорить.

У нее свело живот. Колени начали подгибаться.

– О чем?

Акира глубоко вздохнул. Если бы она не знала его лучше, то сказала бы, что он собирается с духом.

– Я должен уехать.

Она вздохнула с таким облегчением, что чуть не расплакалась.

– О боже. Ты меня напугал. И все? Куда ты собираешься на этот раз?

Акира отвел глаза.

– В Вену.

– В Австрию?

– Да.

– Надолго?

Главный вопрос. Акира никогда не оставлял ее больше чем на два месяца, предел – на три. За последние два года он совершил всего четыре поездки. Она боялась этого момента, но была готова.

Акира по-прежнему не смотрел на нее.

– Девять месяцев. Может, больше.

Она сложилась, как бумажная кукла. Только его быстрая реакция удержала ее от падения на пол.

– Нори…

– Нет.

– Это…

– Нет.

– Сядь! – повысил голос Акира. – Сядь, пока не упала и не раскроила себе голову.

Мир вращался. К вискам прилила кровь.

– Ты не можешь уехать.

– Нори, просто послушай.

Она упала на пол, схватив брата за воротник так, что он упал вместе с ней, и ему пришлось взглянуть в бледное испуганное лицо.

– Не оставляй меня с ним наедине, – прошептала она слишком тихо, чтобы Акира услышал.

– Что?

Почему ты не видишь, что со мной?

– Не смей уезжать на девять месяцев, сволочь!

Акира ахнул.

– Откуда ты знаешь это слово?

Она толкнула его изо всех своих скудных сил, и он упал на спину. Нити, которые так долго держались, пока ее передавали от одного кукловода к другому, наконец, оборвались.

– Я жила в борделе, я знаю, как ругаться! – вспыхнула Нори. – Я многое знаю, хотя ты ни во что меня не ставишь.

Акира уставился на нее. Она никогда не видела, чтобы брат терял дар речи. Впрочем, продолжалось это недолго. Его лицо потемнело.

– Ничего ты не знаешь! Я получил приглашение от ведущего скрипача Европы. Он хочет меня учить, Нори. Взять меня в ученики. Это вершина моих амбиций. Я должен ехать.

Она сжала кулаки.

– А как же я?

Акира с недоверием на нее покосился. Нори никогда раньше не повышала на него голос.

– Нори…

– А как же я, черт возьми?! – воскликнула она.

Акира встал и отряхнулся.

– А что ты? – холодно спросил он. – У тебя есть слуги, которые позаботятся о каждом твоем желании. Здесь тебя никто не бьет, ни один мужчина не поднимет на тебя руку. Тебя кормят, ты одета в лучшие шелка, у тебя есть подруга – глупая девчонка. Я оставался в этой несчастной стране ради