– А ты был несчастлив?

Акира улыбнулся.

– Я был в безопасности. Убежденный в своей собственной ценности.

Он обмотал ее руку толстыми белыми бинтами. Затем прижал к своему сердцу.

– Ты научила меня иному.

Нори смотрела на брата, потеряв дар речи.

– Я тебя ничему не учила.

Он снова улыбнулся, и на этот раз улыбка пронзила ее сердце, как стрела.

– Учила, Нори. И если дело дойдет до выбора между нашей семьей или моей музыкой, или чем-то еще… Я всегда выберу тебя.

Все ее тело охватил озноб. Она отдернула руку.

– Потому что я под твоей опекой? Или потому, что я твоя сводная сестра?

Акира легонько постучал ее по переносице.

– Потому что ты – это ты.

Долгое время никто из них не произносил ни слова. Затем Акира встал.

– Я велел Аямэ позвать доктора. На руку, возможно, потребуется наложить швы, – тихо произнес он, как будто ему тоже не хотелось нарушать молчание. – Нужно проверить.

– Тебе нужно поехать в Вену, – сказала она.

Он покачал головой.

– Я не могу.

– Я хочу, чтобы ты поехал. – Как ни странно, ее слова прозвучали правдиво. – Ты должен создать прекрасную музыку, увидеть красивые здания и быть счастливым. А когда закончишь, возвращайся. Женись на избраннице нашей бабки, исполни свой долг.

Акира помрачнел.

– Ты знаешь, что все изменится, когда я стану главой семьи. Все будет по-другому.

Она разгладила юбку.

– Все всегда по-другому, аники. Просто вернись ко мне.

Он кивнул и вышел.

Нори осталась одна, но одиночества не почувствовала. Тепло в животе росло, пока она не засветилась в темноте, как светлячок.

* * *

24 декабря 1935 года

Я смогла. Пути Господни неисповедимы, ибо я дала своей семье то, в чем она нуждалась превыше всего: мальчика.

Прекрасное создание! Доктор говорит, что он совершенно здоров.

Муж вне себя от радости, мама едет из Киото, чтобы его увидеть. Она устроит самую большую вечеринку, которую когда-либо видел город.

Все, чего хочу я, – это отдохнуть. Они кладут мальчика мне на грудь, и я смотрю, как он спит. У него густые черные волосы и самые чудесные глаза, цвета грозового неба, как у моей семьи. На его крошечных ручках розовые ногти, а вот ступни крупные. Я думаю, он будет высоким.

Мама хочет назвать малыша в честь своего отца, а муж – в честь своего. Они хотят стреножить его с колыбели призраками мертвецов. Как будто его ноша и без того недостаточно тяжела.

Но я сама дам ему имя. Он их чудо, их наследник, – но он мой сын.

И я назову его Акира.

Стук в дверь спальни оторвал Нори от чтения.

Она осторожно сунула дневник под подушку и глубоко вздохнула. Она так долго ждала этого. Теперь трещины были заделаны наглухо.

Не дожидаясь ответа, Уилл проскользнул внутрь.

– Так и знал, что ты еще не спишь, – самодовольно сказал он.

Она встретилась с ним взглядом.

– Думаю, тебе следует уйти.

Он рассмеялся.

– Как мило! Подвинься. Сегодня ничего не будет, просто я хочу провести время рядом с тобой.

Она подняла забинтованную руку. Ночная рубашка соскользнула с плеча, и Нори ощутила на себе взгляд Уилла.

– Пожалуйста, уходи, Уильям.

Он нахмурился и скрестил руки на груди.

– Ты о чем?

Нори сделала еще один глубокий вдох.

– Теперь я понимаю тебя. Понадобилось довольно много времени, но сейчас я вижу тебя таким, какой ты есть.

Он засмеялся.

– В самом деле? И что же ты видишь, котеночек?

Нори наклонила голову.

– Ты сияешь так ярко, что сначала это меня ослепило. Действительно сияешь. Когда я впервые тебя увидела, я подумала, что ты золотой.

Уилл обнажил зубы в усмешке.

– А теперь?

Нори встала.

– А теперь я вижу, что ты похож на эмаль. Снаружи сияешь, а внутри ничего нет. И мне правда тебя жаль. Может, я и незаконнорожденная полукровка, но не настолько убога, чтобы мне нужно было красть свет других людей, заполняя дыру в себе. У тебя… у тебя есть все, и у тебя все еще ничего нет.

Уильяма словно ударили. Он постоял, раскачиваясь, затем двинулся к ней.

– Прекрати. Ты… ты в замешательстве. Ты знаешь, что я тебя люблю, малышка Нори.

– Я знаю, что ты ревнуешь меня к моему брату, – спокойно сказала Нори. – И к своей кузине. Потому что я люблю их обоих. И я никогда не смогу полюбить тебя.

– Ты ничего не знаешь о любви, – прошипел Уилл.

– Не знаю, – согласилась она. – Но однажды узнаю. Тебе не понять, потому что ты способен любить только себя. И мне тебя жаль.

– Будь я проклят, если приму от тебя жалость! – Уильям сделал три шага вперед и схватил ее за руки. – Кто наполнил твою голову этим ядом? Шлюха Элис?

– Я сама так решила.

– Невозможно, – презрительно усмехнулся Уилл. – У тебя нет собственного мнения, вот почему ты так восхитительна.

Она посмотрела в его холодные голубые глаза, не дрогнув. Удивительно, как она могла когда-либо его бояться, когда-либо думать, что его любит, думать, что он хоть чем-то похож на Акиру.

– Я не знаю, что такое любовь, – сказала она ему. – Но между нами любви нет.

Уилл сжал ее плечи.

– Прости, если я причинил тебе боль. И не надо так думать. Я никогда не хотел…

Нори грустно улыбнулась.

– Наверное, ты в это веришь. Действительно, веришь.

– Тогда…

Нори оттолкнула его прочь.

– Ты уезжаешь.

Уилл побагровел.

– Давай поговорим утром.

– Ты меня не понял. Ты уезжаешь из Японии. Возвращаешься в Лондон и берешь Элис с собой. Ты расскажешь всем, что она была образцовой леди и что из нее вышла бы прекрасная жена. Вот что ты сделаешь. Уже в конце месяца.

Уилл уставился на нее, разинув рот.

– С какой стати?

Нори указала на дверь.

– Я знаю, что твоя привязанность к моему брату искренна. И я бы избавила его от правды, навсегда. Но ты должен уйти. И дать Элис шанс жить своей жизнью.

– Еще чего! – вскипел Уилл. – Я не подчиняюсь твоим приказам. У тебя нет здесь власти. У тебя нигде нет власти. Ты живешь только из жалости тех, кто тебя выше. Никто не поверит ни единому твоему слову.

– Акира поверит, – тихо ответила Нори. Она крепко держалась за свое достоинство и не дрогнула. – И Элис поверит. И, возможно, лондонские газеты. Им, похоже, нравятся такие истории.

Он злобно покосился на нее.

– Не поверят.

– Может, и не поверят. Но не помешают мне говорить. И