Да, Эл по-прежнему было холодно в Москве, и она, если не физически, то уж точно морально, «впадала зимой в спячку». Зимний период для Эл, стал главным обстоятельством, напоминающим ей, о «малой эмиграции». Сравнения были неизбежны, но вместе с суровостью русской зимы, в ее жизни появились и приятные стороны этого сезона.

Как-то на Рождество, тогда еще маленький сын пришел с друзьями, одетыми в карнавальные костюмы колядовать. Эл была потрясена, что этот обычай соблюдается в современной России, ничего подобного в Ташкенте не было. Хорошо, что дома нашлось какое-то угощение для детей. Сын вернулся домой с целым пакетом сладостей и мандаринов. Он посетовал на то, что не знал про колядки, и не оделся подобающе, но на следующий год они с Эл, подготовились к Рождеству заранее. Сын наряжался, Эл запасалась сладостями, так как за один вечер могли прийти несколько компаний колядующих детей. Рождество стало их «семейным» праздником.

Не меньший восторг вызывали у Эл православные, отваживающиеся в любую погоду, окунаться в прорубь на Крещение. Глядя на людей всех возрастов, троекратно погружающихся в ледяную купель, Эл думала, не без гордости, что «Этот народ не победить!». Сама же она пока была далека от решимости, присоединится к священному действу, но каждый год набирала в этот день в храме Крещенской воды. А как прекрасна в России Масленица! Одна неделя поедания блинов, под разными предлогами, чего стоит! Что уж говорить про апофеоз этого православного праздника, сжигание чучела зимы самый долгожданный момент для Эл. Символично и жизнеутверждающе! И пускай, потом наступала лишь календарная весна, а серая, погодная невнятица могла продлиться еще до конца апреля, сам факт такой красивой, финальной, «огненной» точки на Масленицу, радовал не только глаз, но и душу.

И хотя, все эти праздники появились в жизни Эл, лишь после переезда в Россию, они очень быстро стали для нее привычными и родными, как будто были всегда. А может, в этом нет ничего странного, и эти русские традиции были для Эл не новыми, а хорошо забытыми старыми, голосом крови? Ведь обе бабушки Эл были русскими женщинами, волею судеб, оказавшихся за пределами России. Как бы то ни было, но и Прасковья Федоровна Ильина и Наталья Павловна Макарова несли в себе русский генофонд, который и передали своим детям.

В церковь Эл ходила не часто, но ей всегда радовали глаз, часовни и храмы, церкви и церквушки, встречающиеся в России повсеместно. За свою жизнь Эл бывала в храмах разных религиозных конфессий, но ощущения были примерно одинаковые – «туристические». И только в русской православной церкви, Эл каждый раз, вновь и вновь, ощущала катарсис. Она не могла это объяснить. Иногда у нее ручьем текли слезы, которым не было объяснения, но которых Эл не стыдилась, находясь под сводами храма. Иногда молилась про себя, хотя знала «от и до», только одну молитву «Отче наш». Однажды не было слез, молитв, а только, вертелось в голове: «Что со мной не так?». Она не услышала ответа, стоя перед алтарем, но вышла из церкви с знакомым ей чувством душевного спокойствия и облегчения.

Ей по-прежнему не хватало цветущих деревьев уже в марте, и «букетов» из свежей зелени, ранней весной на базаре, точнее теперь на рынке. Не смотря на свои многолетние, «гринписовские» принципы, в гардеробе Эл появилась шуба из натурального меха, потому что в другой одежде зимой не согреться. Она впервые встала на коньки, когда ей было сорок. Понравилось. Приходилось много к чему еще привыкать, но, не смотря на все это, она была не «в гостях», она была дома.

«Космополит? Точно не я», – думала Эл, однако не исключая того, что появись у нее возможность, она с удовольствием, путешествовала бы по миру, неизменно возвращаясь, домой.

Ричард появился также внезапно, как и исчез. Он вкатил во двор свой спортивный велосипед, напомнив Эл, как давно она на него не садилась, хотя кататься на велосипеде научилась еще в детстве.

– Вот, Герти, держи, – сказал Ричард, протягивая Эл серебристый баллон с фиксативом, – хотя, если ты не против, давай я это сделаю?

Эл на мгновение задумалась, но потом ответила:

– Хорошо, давай ты.

– Так, так, так – сказал Ричард, обходя рисунки и решая, с какого начать.

– Что скажешь? – отважилась Эл спросить напрямую.

– Это прекрасно, мне нравится. Очень. Зачем утаила, что мы коллеги? – подмигнув, спросил Ричард.

– Я не ресторатор.

– Яснопонятно, я не об этом. Не кокетничай, Герти, что заканчивала? Суриковку, Строгановку?

– Изостудию во Дворце пионеров в Ташкенте.

– Да ладно!

– Да.

– Так это твое хобби? – Ричард был искренне изумлен.

– Можно и так сказать, хотя я и не вспомню, когда последний раз писала.

– Ты зарываешь свой талант в землю, Герти! У тебя нет на это морального права! – его воодушевление немного пугало.

– Что ты хочешь этим сказать? – начиная смущаться, спросила Эл.

– А то, что талант не принадлежит художнику, он адресован людям. Художник лишь передаточное звено. Он, если хочешь, миссионер, и он обязан реализовать себя в том качестве, в котором его избрал Всевышний.

– О как, – Эл была несколько озадачена таким поворотом.

– Именно так, я в этом убежден. Как крепкий ремесленник, я могу отличить настоящего художника.

– Я не видела твоих работ, но, если ты зарабатываешь этим на жизнь, значит ты не так уж и плох. Ты же зарабатываешь этим?

– Да. Работа художника приносит мне доход, но занимаюсь я этим не ради денег, а, чтобы любимое хобби, еще и прибыль приносило.

– Идеальное сочетание, я тоже так хочу.

– Хочешь заниматься компьютерным дизайном, – он как-то слишком буквально отнесся к словам Эл.

– Нет, не обязательно, но как сказал кто-то из мудрых – «Найди себе дело по душе и тебе не придется работать ни дня в своей жизни».

– Ах, это, – Ричард погрузился ненадолго в себя, продолжая при этом фиксировать пастель.

Эл смотрела на него и думала, что может быть это неплохая идея, поискать себя в живописи. Рисовать она любила, а деньги неумолимо заканчивались.

– Да, – прервал погружение в себя Ричард, – у тебя определенно талант, Герти.

– Спасибо, мне, приятно, во-первых, потому что ты мой первый зритель, а во-вторых, лестно, потому что это мнение художника.

– Художника? Нет, повторюсь, я не считаю себя художником, я крепкий ремесленник, максимум, неплохой иллюстратор, знакомый с современными технологиями. Я не творю, Герти, я занимаюсь художественно-проектной деятельностью по созданию гармоничной и эффективной визуально-коммуникативной среды, если говорить по науке, – Ричард перевел свой взгляд на Эл, впервые за все время их разговора.

– А твоя бабушка, говоря о тебе, сначала назвала тебя художником, а только потом добавила, что у тебя еще есть свое кафе.