Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Влезешь, сладкая, я помогу, – подмигнув Зое, сказал Зураб, и рассмеялся.
Эл, насколько могла, грациозно откинулась на спинку стула.
– Узнаю твой здоровый аппетит, – оценил остатки пасты у нее в тарелке Ричард.
– Без комментариев! – ответила Эл, улыбаясь.
Ричард, повернувшись к Эл, нежно смотрел на нее.
– Что?
– Ничего, любуюсь картинкой.
– Яснопонятно, – повторила его выражение Эл, все меньше смущаясь, под взглядом Ричарда.
– Спасибо, за все! – неожиданно сказал Пит, поднимаясь с женой из-за стола, – все было очень вкусно, но нам пора.
– Как уже? А Оссобуко? – спросил Ричард, на время позабывший, о своих хозяйских обязанностях.
– Как-нибудь в другой раз, – ответил Пит.
«Как же! Пригласят вас “в другой раз”, с вашими кислыми физиономиями и нечеловеческой общительностью!», – подумала Эл.
– Лев, ты с нами? – спросил его Пит.
Было видно, что Льву совсем не хотелось уходить, и еще пара танцев с Эл, были бы то, что нужно, но подумав, Лев ответил:
– Конечно, с вами, куда же вы, без меня?
– Как жаль, – среагировал Ричард, не оставляя Льву, возможности к отступлению.
Мужчины пожали друг другу руки, и Лев со товарищи, покинули «Алоха».
– Я одна заметила, или как-то светлее стало? – спросила Зоя.
– Странная молодежь пошла, скучная, что им для счастья надо, не понимаю, – поддержал подругу Зураб, – не танцуют, не пьют, едят мало!
– Зу, возраст тут не причем. Думаю, мы не слишком старше их с Герти, но и нам с ними не о чем говорить.
– Торопыги, вот и все, – включилась в обсуждение ушедших, Эл.
– Что это торопыги? – не понял Зураб.
– Я так называю людей, у которых все подчинено определенному плану. Которые все время спешат, не сидят на месте. Для них летний вечер в кафе, просто «для души», пустая трата времени. Думаю, Льву стоило немало усилий заманить их на ужин.
– Лев не такой, – подытожила Зоя.
– То и странно, родные брат и сестра, а какие разные, – сказала Эл.
– Зай, а у тебя есть сестры, братья? – спросила Зоя.
– Родных нет.
– Как это? – не понял Зураб.
– Есть двоюродные только, – уточнила Эл.
– Как у меня, – сказал Ричард.
– Да, бедолаги, вы, из-за нас, родителей ваших. В наше время немногие рожали больше одного ребенка.
– Зоечка, мое поколение тоже «многодетным» не назвать, – ответила Эл.
– Вам время лихое досталось, а мы, как «за модой гнались», что ли. Золотой век советской власти! Только и рожай! Но как бы, не так, лучше будем хором умиляться песне «У меня сестренки нет, у меня братишки нет»! Вот и я одного Сережку родила, а так теперь хотелось бы дочку еще.
– Так в чем же дело, сладкая, я тоже дочку хочу! – Зураб был неподражаем.
– Сиди уж! Вон Жанка, что сказала? Мне теперь только «морщины, климакс и внуки» светят! – сказала Зоя и от души опять рассмеялась.
– Не слушай ее, сладкая, меня слушай! – ответил Зураб и обнял Зою.
Ден принес на подносе четыре тарелки, и вопросительно посмотрел на Ричарда.
– Не надо больше, они не вернутся, – сказал ему Ричард.
– Пахнет хорошо! – оценил довольный Зураб.
– Продолжаем веселье, – подхватил Ричард, – кто не доест, домой не пойдет!
– Тогда нам с заей сразу здесь постелите! – ответила за двоих Зоя.
– Точно! – поддержала ее Эл.
– Ничего не знаю! Приятного аппетита! – с этими словами Ричард вооружился ножом и вилкой.
Компания, молча и с удовольствием, вкушала Оссобуко по-милански, под песни лиричных Аль Бано и Ромины Пауер.
Заиграла «Либерта».
– Герти, позволь пригласить тебя на танец?
– С удовольствием, Ричард, если смогу подняться из-за стола – ответила Эл.
Они прошли на середину террасы. Зоя не сводила с них глаз, а Зураб сопроводил их выход аплодисментами.
– «Либерта». Ричи, а ты чувствуешь себя свободным?
– Не знаю, Герти. Все относительно. А ты?
– Я? Свобода – это точно не про меня, я, скорее, муха в паутине.
– Тогда понятно, почему ты спросила. Трудный период в жизни?
– Проще сказать, что со времен «беззаботного детства», других периодов, кроме «трудных» у меня еще не было.
– Все так плохо?
– Да, – Эл ответила, и почувствовала, что или от ненавязчивого участия Ричарда, или от выпитого вина, теряет контроль над собой. В горле встал ком. «Ты не заплачешь сейчас! Это пошло! И не нужно!» приказала себе Эл. Как ни странно, это сработало.
«Почему я говорю ему об этом? С чего вдруг он “получил доступ” к моим чувствам? Или у него наследственный дар, как у Гертруды, умение “разговорить” человека? Или просто меня переполняют эмоции и переживания, а он стал тем участливым доктором, какие, должно быть, бывают в “клиниках неврозов и пограничных состояний”? Или я воспринимаю его, как “соседа по купе в поезде”? Или я просто не чувствую в нем угрозы? Вероятнее всего, все вместе, потому что интуиция меня никогда не подводит, когда я прислушиваюсь к ней.».
Как-будто, давая Эл разобраться со своими мысле-чувствами, помолчав, Ричард спросил:
– И «повзрослев» ты никогда не была счастлива?
– Были приятные моменты, но расплата за них была, несравненно больше.
Теперь они оба молчали.
– А как у тебя обстоят дела с родственниками, неужели некому протянуть руку помощи?
– С родственниками тоже сплошная подстава. Я сирота, Ричард.
– Прости, не знал.
– Не извиняйся. Я не детдомовская. У меня была счастлива семья, но мои родители очень рано ушли из жизни, сначала мама, мне было семнадцать лет, а в двадцать четыре я потеряла отца.
– Прости, еще раз, если разбередил рану.
– Эти раны не заживают. «Время лечит», но не все. Когда уходят родные люди, время только слегка притупляет боль, но эта боль остается с человеком до конца его дней. Мое глубокое убеждение.
– А бабушки-дедушки живы у тебя?
– Нет. У меня есть сын и муж, но не будем о них сейчас. Других родственников не осталось, то есть где-то кто-то еще жив, и их не мало, но я с ними не общаюсь, или они со мной, какая разница, если их нет в моей жизни?
– Согласен. Такое впечатление, что ты из семьи «репрессированных», такое тотальное одиночество, не считай мои слова насмешкой, Герти.