– Своего рода журнал «OK!» для поколения MTV. Куча монтажной нарезки, флэш-фреймов, замедленной съемки, стробов, цифровых эффектов и анимации. В прямом эфире такого еще никто не делал – тем более в прайм-тайм. Три десятка камер, самых разных – цифра, бетакам, восемь миллиметров, шестнадцать и так далее. Клодия работает в студии, ты – на натуре, и еще одна ведущая займется интервью с голливудскими звездами.

– И кто эта «еще одна ведущая»?

– Пиппа.

Лиззи с изумлением наблюдала за мной. А я был в шоке. Мы не виделись с Пиппой с того неприятного майского инцидента в клубе. Странно даже подумать, что она теперь такая звезда. Выступления в нужных телешоу, статьи в нужных журналах, тусовки с нужными людьми. Максу определенно удалось сдержать обещание. Теперь Пиппу узнают по одному лишь имени. Мне-то такое вряд ли светит: Саймон – имя отнюдь не самое сексапильное на свете и уж совсем не редкое.

Лиззи сказала, что презентация шоу назначена на первое ноября, а еще через неделю – первый эфир.

– Так что давай-ка признавайся, какие скелеты ты прячешь в своем шкафу?

– То есть? – переспросил я с абсолютно невинным видом.

– Все, о чем может пронюхать пресса и использовать против тебя. Поверь мне, как только шоу выйдет в эфир, они тут же начнут копать.

Я чуть было не выложил все о Мими Лоусон, О ребенке, о журналисте, который знает слишком много, о моей одержимости Пиппой, о стриптиз-клубе, который я посетил в 1996 году, и о том, что место в «Сливках» я получил лишь благодаря тому, что спас жизнь отцу всесильного телемагната.

– Да нет, вроде ничего такого.

– Вот и отлично. Негатив в прессе нам совсем ни к чему.

Лиззи смерила меня оценивающим взглядом и с сомнением покачала головой.

– Надо будет что-то придумать с этим отстойным имиджем.

Я громко рассмеялся, решив, что имею дело с очередным образчиком знаменитого риз-моргановского чувства юмора. Но Лиззи не смеялась, она даже не улыбалась.

– Ты выглядишь так, словно заявился прямиком из восьмидесятых. Так, скажу нашей ведущей стилистке, чтобы она тобой занялась. Это наш звездный час, Саймон, и мы не можем позволить тебе выглядеть как мешок с дерьмом.

И плевать, что она обозвала меня мешком с дерьмом. Важно другое: она сказала «наш звездный час»!

Лиззи Риз-Морган записала меня в салон «Ла Форрет», и сам Дэниел Ла Форрет делал мне стрижку. Он обкорнал мои волосы, работая двумя парами ножниц одновременно, а затем придал им свой знаменитый «намек на характер». Результат получился просто блестящий. Я точно знаю, во сколько это обошлось – 450 фунтов, в то время как Донна из парикмахерской на углу обычно берет с меня не больше пятерки: но Лиззи сказала, что все это в бюджете – лишь бы я избавился от своего «гребаного причесона».

Лиззи отправила меня в салон красоты «Мираж», где мне подвели брови и ресницы. Затем были маникюр, педикюр, сауна, джакузи, массаж лица, ароматерапия и пилинг всего тела с последующим обертыванием морскими водорослями. Меня навощили, ощипали, измутузили, наполировали, вымесили и отшлепали.

Я записался на следующий сеанс в то же самое время ровно через неделю.

Сегодня был солярий «Бронзовая богиня», где меня покрыли сплошным автозагаром «Côte D'Azuré».[42]Пришлось раздеваться до трусов – до сих пор жалею, что не надел свои лучшие, – и две молодые девушки в белых халатиках натерли мое тело теплой, тягучей коричневатой жидкостью. Уверен, что в некоторых странах такое считается противозаконным: я сам лично видел подобного рода снимки в Интернете.

Пахнет, правда, не так приятно, как «Мистер Бронзер», но способ нанесения, конечно же, гораздо прикольнее.

Счет за мой новый гардероб составил 6365 фунтов и 81 пенс, то есть перевалил за ту сумму, что мне заплатят за работу ведущего. Я сказал своей стилистке, что, по моему глубокому убеждению, индивидуальность и внутренний мир ведущего должны находить отражение в его одежде; и что зрителям очень импонирует, когда их кумиры одеты в яркие цвета. А себя я отчетливо вижу в чем-нибудь «живенько-спортивно-свободном», но стилистка, похоже, совсем меня не слушала, поскольку вот чем все это закончилось:

два костюма от Прада (оба черные);

два костюма от Освальда Боатенга (оба серые);

две рубашки от Дольче и Габбана (одна черная, одна серая);

две рубашки от Гуччи (одна черная, одна аспидно-серая);

две рубашки от Александра (одна черная, одна серый металлик);

одна рубашка от Жан-Поля Готье (ярко-розово-желтая с изображением Христа, смолящего косяк и бренчащего на гитаре «Фендер Стратокастер»).

Последнюю выбрал я сам.

Я забрал всю одежду домой и примерил еще раз. На одном из костюмов от Освальда Батенга подкладка оказалась ярко-красной. Я всю жизнь мечтал о костюме с ярко-красной подкладкой, а потому то и дело откидываю полу пиджака, наслаждаясь внезапной вспышкой красного. Не могу оторваться от своего отражения в зеркале. С костюмом, подкладкой, прической и загаром я выгляжу совсем по-другому.

Жестче.

Круче.

Я выгляжу звездой.

18:42

Только что устроил большой костер на заднем дворе и сжег все свои гавайские рубашки. Даже не верится, что я носил эту дрянь.

Вдруг осознал, каким грандиозным шоу станут «Сливки». До эфира еще две с половиной недели, а НТВ уже вовсю раскручивает рекламу, анонсируя программу по нескольку раз на дню.

Анонс похож на рекламный киноролик Зернистый и черно-белый, он смонтирован в виде калейдоскопа знаменитостей, ушедших из жизни за последние пять лет.

И низкий, гортанный голос с сильным американским акцентом говорит за кадром:

– «Сливки». Шоу, ради участия в котором звезды готовы умереть.

Лично я считаю, что ролик отдает дурным тоном, зато телесеть, похоже, получает от всего этого настоящий кайф.

Ужасно досадно, но мое имя даже не упомянули.

– Поздравляю с новой работой.

Это был Дэвид Малрайан. Оператор, как всегда, торчал над его левым плечом, и они снова вели меня до машины.

– «Сливки» – весьма откровенное шоу. – Голос Малрайана так и сочился высокомерием. – Так что придется вам привыкать к вопросам о своей личной жизни.