Безнадежно раскисшие дороги и снегопад были ужасны для наших войск, ведь у них было палаток, но Грант пошел к форту. В среду, после множества мелких стычек, он расставил своих людей. В четверг, пятницу и субботу он сражался от восхода до заката. В субботу вечером крайне возбужденный генерал Пиллоу телеграфировал в Нэшвилл:

«Это наш день. Я отбросил врага, но мне нужно подкрепление».

В воскресенье, перед рассветом, негр-слуга штабного офицера Конфедерации перешел на наши позиции и был доставлен генералу Гранту. Он утверждал, что командиры мятежников обсуждали капитуляцию и что люди Флойда уже покинули форт. Через несколько часов пришло письмо от Бакнера, в котором он предлагающее назначить комиссаров для определения условий капитуляции. Грант ответил:

«У меня нет никаких условий, кроме безоговорочной капитуляции, и я предлагаю вам немедленно сложить оружие».

В ответе Бакнера, изложенного в изящной и типичной манере мятежников, с сожалением прозвучало согласие с тем, что он назвал «жестокими и неджентльменскими условиями» генерала Гранта! Весь Север воодушевился от этого успеха, напомнившего о великих битвах Наполеона.

Для начала Грант отправил в бой 13 000 человек. Силы противника составляли 22 000. Двое суток небольшая команда Гранта осаждала эту гораздо большую по численности армию, которая была надежно защищена мощными укреплениями. К концу второго дня Грант получил подкрепление, что увеличило его силы до 26 000 солдат.

Три или четыре тысячи мятежников Флойда бежали из форта, другие — по дороге в Кейро, и несколько тысяч были убиты или ранены, но в Кейро Грант привел более 15 000 военнопленных.

Я был в Чикаго, когда эти пленники, направляясь в Кэмп-Дуглас, печальной колонной прошли по его улицам. Все они были одеты как попало. Штаны с лампасами и кепи носили лишь несколько рядовых, но подавляющее большинство из них были в каких-то безумных шляпах и разноцветных одеждах, ничего общего не имеющих с униформой. У некоторых — длинные волосы и смертельно-бледные лица жителей крайнего Юга, но из-под широкополых шляп большинства проглядывали тяжелые и грубые черты лиц рабочих классов Миссури, Теннесси и Арканзаса. Граждане Чикаго, на мой взгляд, чересчур злобно осыпали их проклятиями и насмешками.

Колумбус, штат Кентукки, что в 20-ти милях ниже Кейро, раскинувшийся на самых высоких мысах Миссисипи, был назван «Гибралтаром Запада» и ожидал, что он станет местом великой битвы.

4-го марта и сухопутные, и морские войска были готовы атаковать его. Сотни рабочих Кейро трудились над восстановлением пострадавших на Теннесси канонерок -

«Хлопочут оружейники, скрепляя

На рыцарях доспехи молотком»[111].

Коммодор Фут, хромая от раны, полученной у Донелсона, прогуливался по палубе. Реял большой национальный флаг.

— Помните, — сказал коммодор. — С боем или без него, мы должны поднять его над Колумбусом!

Командиры флотилии были обычными офицерами военно-морского флота — тихие и скромные, без всяких глупостей в голове. Они значительно менее, чем армейские офицеры были склонны к зависти и карьеризму. До войны последние в течение многих лет служили на форпостах, в сотнях миль от цивилизации, без каких-либо роскошеств, кроме алкоголя и азартных игр — ничто не поощряло их патриотизма и не заставляло лопаться от гордости за свою страну. В то же время, морские офицеры, путешествовавшие по всему миру, обрели ту широту взглядов, которая свойственна только путешественникам, и узнали, что за границей их страна не была известна как Вирджиния или Миссисипи, но как Соединенные Штаты Америки. Для них на первом месте стояла Страна, а уж только потом Штат. Так и получилось, что, хотя почти все южане, служившие в армии страны, присоединились к расколу, практически весь военно-морской флот остался верен Правительству.

Низкие, плоские черные железные броненосцы поползли по реке, как огромные черепахи. Каждый из них был снабжен небольшим довеском в виде парового буксира, вместимостью около 50-ти или 60-ти человек, и способного идти против сильного течения со скоростью 12 миль в час. Из их труб валили огромные клубы дыма, они задыхались и пыхтели, словно совершенно выбившийся из сил мальчик-курьер.

Близ Колумбуса мы узнали, что мятежники ушли из него 12 часов назад. Город уже осмотрела предприимчивая разведка 2-го Иллинойского кавалерийского, которая нашла и подняла старый национальный флаг. Теперь наши флаги развевались над мятежным «Гибралтаром» и в Кентукки не было ни одного солдата Конфедерации.

Враг уходил очень поспешно. Полусожженные казармы, стулья, кровати, столы, кухонные плиты, бумаги, обугленные ружья, изуродованные ружейные стволы, штыки и ящики с провизией валялись повсюду.

Главная крепость, расположенная на возвышавшемся на 150 футов над окружающей местностью плато, имела в своем арсенале 83 пушки, державшими под контролем 3 мили реки. Всего же здесь и в других местах мы захватили 150 пушек.

На одном из мысов мы нашли прикрепленный к нему конец огромной цепи, звенья которой были изготовлены из 7-ми или 8-ми дюймового железа — ее блестящий Гидеон Дж. Пиллоу протянул поперек реки, чтобы воспрепятствовать нашим канонеркам! Достойно человека, который в Мексике вырыл ров не с той стороны бруствера. Удар наших броненосцев порвал бы ее как нитку, если бы река намного раньше сама не сделала бы этого.

Мы также обнаружили огромные груды торпед, которые, по утверждениям мятежников уничтожили бы весь федеральный флот. Они стали объектом постоянных шуток наших офицеров, которые назвали их оригинальными членами Мирного Общества, и утверждали, что ставки морского страхования сразу же упали, если бы компании узнали, что в тех водах, по которым должны были ходить пароходы, заложены торпеды!

В заброшенном почтовом отделении я нашел целый бушель мятежнических газет, прибывших сюда в течение нескольких последних недель. Раньше пресса Мемфиса очень красочно хвалила плантаторов Южной Каролины за то, что после падения Порт-Ройаля они сожгли свой хлопок, и призывала всех последовать их примеру. Вот что они говорили:

«Пусть весь Юг станет Москвой, пусть в качестве награды за свое вторжение наши враги не найдут ничего, кроме почерневших руин!»

Но когда после захвата Донелсона стало ясно, что Мемфис наверняка падет, те же журналы внезапно изменили свой тон. Они утверждали, что Москва тут ни при чем, и очень опасно предать город огню, поскольку янки — если бы они вошли в него — пробыли бы в нем совсем недолго, и что те, кто настаивает на применении факела, должны быть наказаны как демагоги и враги народа! Ну, и кроме того, они изобиловали безумными лозунгами, как, например, «The Avalanche»:

«Во имя чести и мужества, мы верим, что никто из не