– Если вы не можете меня загрызть, то не стоит даже гавкать в мою сторону. Погоны оборву.

Нехитрая сентенция родом из двадцать первого века оказалась весьма к месту. Жансуль перед авторитетом любимчика фюрера скис, моментально поумерив амбиции, и дальше разговор протекал исключительно в позитивном ключе. Чего Колесников, собственно, и добивался.

Как оказалось, все было не то чтобы радужно, но и совсем неплохо. В полной боевой готовности находились «Бретань», «Прованс» и «Лоррэн». Последний, конечно, получил незначительные повреждения в Александрийском сражении, но их ликвидировали почти сразу, так что эти три старых и, к сожалению, тихоходных дредноута были в порядке и готовы к действию.

«Ришелье», которому в том сражении изрядно досталось, тоже успели привести в относительно приличное состояние. Правда, больше всего Лютьенсу хотелось расстрелять французских рабочих, занимавшихся ремонтом поврежденных кораблей. Еле шевелились, гады, так что по закону военного времени бы их, да в назидание другим… Увы, этих расстреляешь – где лучших возьмешь? Приходилось работать с тем, что есть. Да и потом, справились же как-то. В общем, «Ришелье» уже можно было считать полноценной боевой единицей. Увы, на этом успехи заканчивались.

«Жан Бар», к восстановлению которого так и не приступили, ржавел в порту Тулона, фактически покинутый командой. Впрочем, решение не загружать и без того невеликие мощности ремонтом этого корабля в чем-то можно было считать даже оправданным. Как ни крути, а ему было необходимо восемь пятнадцатидюймовых орудий, из которых в наличии имелось лишь одно, чудом уцелевшее в последнем бою. Одной башни не было вовсе, вторую серьезно повредили англичане, так что быстро восстановить линкор в любом случае не получалось. Не тонет – и ладно.

«Страсбург» все еще стоял в доке – повреждения он все же получил тяжелейшие. А в соседнем доке расположился «Дюнкерк», который в бою пострадал меньше, зато позже нарвался на мину, лишился хода и вообще чудом не затонул. Сейчас оба линейных крейсера неспешно латали, но вообще дело шло туго, не хватало запчастей и орудий, так что периодически возникала (и тут же торопливо хоронилась) идея о том, чтобы собрать из двух кораблей один, второй же… ну, как получится. В любом случае, в море они смогут выйти еще нескоро.

Британские трофеи тоже не представляли пока особой ценности. Сидящий на грунте «Куин Элизабет», кое-как подлатав, смогли превратить в стационарную батарею. И вряд ли этому кораблю светило еще когда-нибудь выйти в море – ремонтировать такие повреждения, да еще у физически и морально устаревшего корабля, было просто нерационально. Хорошо еще, он заметно усилил возможности береговой обороны Александрии. Теперь главное, чтобы французские артиллеристы, сидящие в этом новоявленном бронированном форте, не разбежались в случае реальной опасности. «Рэммилс» и «Резолюшн» ждали своей очереди на ремонт. Правда, эти корабли сразу укомплектовали немецкими моряками, чтобы, значит, осваивали технику, но ситуации это помогало мало. Все же «Рэммилс» с половиной артиллерии признать боеспособным никак не получалось, а кое-как залатанные подводные пробоины «Резолюшна» создавали опасность затопления этого корабля даже в небольшой шторм.

Фактически единственным крупным трофейным кораблем, восстановленным за это время (хотя там и восстанавливать-то было – тьфу), оказался «Арк Ройял», переименованный в «Манфред фон Рихтгофен». Люфтваффе в лице Геринга захотело увековечить память знаменитого Красного Барона, и Гитлер не стал им возражать в такой мелочи. Сейчас авианосец, укомплектованный авиагруппой, состоящей из немецких летчиков, успевших освоить трофейные самолеты, был полностью готов к походу, и впервые немецкие корабли имели возможность проводить операцию, надеясь иметь над головой хоть какой-то воздушный «зонтик».

Итак, четыре линкора, из которых только один современный, авианосец, ну и крейсера-эсминцы, разумеется. Меньше, чем хотелось бы, но лучше, чем могло быть. Пожалуй, британцам, несмотря на поражения, все еще чувствующим себя в Средиземном море хозяевами, стоило бы поменьше наглеть. И если задуманное Колесниковым удастся реализовать, то они скоро это поймут. Так что, озадачив Жансуля подготовкой к походу (узнав сроки, французский адмирал схватился за голову), Колесников снова отправился на аэродром – обеспечивать действия авиации. Надо было полностью использовать данный руководством Германии карт-бланш, чтобы потом не было мучительно больно за поражение. А значит, флотоводец обязан был уступить место дипломату, тем более, что из соображений секретности никого из профессиональных специалистов по плетению словесных кружев решили не задействовать.

«Над всей Испанией безоблачное небо», вертелась в голове с детства знакомая фраза. Надо сказать, действительности она сейчас соответствовала не очень – не лето все же, и туч хватало. Правда, не у самой земли, а на высоте километра три, но все равно. И тучи эти им весьма и весьма помогли, когда два истребителя с испанскими кругами на крыльях вдруг целеустремленно развернулись навстречу «мессершмитту».

Теоретически Испания рассматривалась Германией если не как союзное, то уж точно как дружественное государство. В конце концов, немцы сыграли не последнюю роль в местной гражданской войне и фактически позволили Франко прийти к власти. Но при этом сам испанский каудильо виртуозно лавировал между интересами крупных держав, избегая открытого союза либо конфронтации с кем-либо из них. Насколько помнил Колесников, эта тактика позволила ему усидеть на своем посту аж до начала семидесятых годов и избежать ужасов Второй мировой войны. Словом, человек незаурядный, опытный офицер – но очень скользкий тип, с которым стоило держать ухо востро. И потому, хотя о прибытии адмирала Лютьенса Франко оповестили заранее, от его самолетов следовало держаться подальше. Мало ли…

Курт тоже не хотел испытывать судьбу. В конце концов, он воевал в этой стране, заработал пулю в ногу, встретившись с русским И-16, и близко общаться с испанскими летчиками не жаждал. Поэтому он, не долго думая, начал забирать вверх. Испанцы последовали следом, но тяжелый, двухмоторный «мессершмитт» заметно превосходил их старье в скороподъемности. Набрав высоту, Курт бросил свою машину вниз, в пологом пикировании разогнавшись и разорвав дистанцию, после чего нырнул в облака. Все, теперь их можно было искать хоть до второго пришествия и безо всяких шансов на успех.

В Мадриде оказалось неожиданно прохладно. Колесников почему-то, наверное, по ассоциациям со стереотипами из прошлой жизни, ожидал жару, совершенно не подумав, что сейчас уже поздняя осень. Так что здесь была комфортная погода, а автомобиль прикатил сразу же. Точно так же моментально гостя повезли на загородную виллу диктатора, из чего Колесников заключил: Франко хочет как можно скорее отделаться от его общества.

В жизни, а не на фотографиях, невысокий, полноватый каудильо производил впечатление человека серого и неприметного. Такой легко растворится в любой толпе. К тому же его семитские корни видны были невооруженным глазом. То ли арабские, то ли и вовсе еврейские. И куда это Гитлер смотрел, пожимая ему руку, цинично подумал адмирал. Впрочем, когда того требовали интересы дела, вожди Третьего рейха могли быть небрезгливыми и космополитичными. Однако внешность внешностью, а дела делами, с таким следовало держать ухо востро, и Колесников внутренне напрягся. Последнее обстоятельство не укрылось от Франко.