— давай… исполни что-то своё, фирменное, ну, чтобы разрядить обстановку. А то, я думаю, ты догадываешься, что я тебя сейчас очень хочу грохнуть?

— У меня репутация «дружелюбие» с Помпейскими машинами. Это мои питомцы, я их из биоматерии вывел. Ребятки, фу, Терпсихор не съедобный, на нём же написано…

— Написано? — Терри вскинул брови. На Альдарионов он даже не смотрел.

— Ну да, я когда смотрю на любой объект, вижу, съедобный он или нет. Будь то игрок или оборудование. Они вот съедобные. Ты — нет…

Терпсихор расхохотался, громко, очень громко, у меня аж уши заболели.

— Живой, а-ха-ха, должен тебе сказать, а-ха-ха, ты способен разрядить атмосферу. До полного вакуума, а-ха-ха.

Смех резко оборвался, и теперь Терри смотрел на меня так, словно целился.

— Зачем ты тут, Живой?

— На станции или в этом месте? — делаю жест, словно пытаюсь обнять мир вокруг.

— Ответь на оба вопроса.

— Понятия не имею, — признаюсь честно, — у меня стёрта память. А сюда попал по глупости: копов перестрелял с перепуга. Ты эту историю знаешь.

— И у тебя, разумеется, есть какая-то цель? Ну, что-то такое, что пришло с тобой оттуда, из внешнего мира?

— Конечно. Очень простая и понятная цель, — я согласно киваю.

Альдарионы кружат вокруг, и то и дело раздражённо стегают хвостами по блестящей чешуе.

— Заказали что-то доставить? Кого-то убить? — продолжал допытываться спутник.

— Все проще. Выжить, — я вздохнул и развёл руками. — Терри, я не знаю, за кого ты меня принимаешь. Но я тот, кто я есть — просто человек, который попал в сложную ситуацию. У меня нет ни единого секрета!

Терпсихор от такого пассажа состроил скептическую рожу. Типа, хватит заливать, Живой, шутка затянулась. Он обошёл меня и мою стаю по кругу.

— Ладно, хрен с тобой, я хотел взять себе в спутники надёжного игрока — я его получил. Кто же знал, что ты только надёжно меня удивлять будешь? — Терпсихор это говорил с натуральным отчаянием.

— Терри, уточни, ты меня сейчас убивать будешь? Если нет — то давай стартовать. У нас время уже истекло, — я кивнул в сторону таймера.

— Твои питомцы… ты их контролируешь? Иначе нам придётся ехать в испачканном кишками транспорте, — Пацан всегда был таким обаяшкой.

— А пёс их знает. Эй, Альдарионы, или как вас там, залезайте. Но этого мелкого не троньте, в нём ничего человеческого, в смысле, съедобного не осталось, — показал язык Терпсихору. Тот, судя по реакции, не на шутку обиделся.

— И этого человека я спас! — закатил глаза собеседник, и полез в кабинку.

Я последовал за ним.

Альдарионы сгрудились в конце салона и смотрели на нас очень странным взглядом. Я бы сказал, голодным. То, что мои питомцы при этом облизывали губы тонкими раздвоенными языками, лишь усилило психологическое давление ситуации. Проняло даже Терпсихора.

— Живой, а ты их сегодня, ну, того… — заговорил Пацан, почему-то громким шёпотом.

— Что?

— Ну… Кормил? — вблизи Помпейские машины, сделанные из мяса, внушали.

— Терри, побойся бога, им от роду меньше суток, у них ещё желтковый мешок не рассосался, — кабинка плавно стартовала. Вокруг нас исчез свет. В салоне загорелась лампочка.

До прибытия на станцию назначения осталось 42 минуты, 32 секунды.

— Какой мешок? — судя по всему, таких подробностей из жизни птиц Терри не знал.

— Желточный. У цыплят есть, которые из яйца вылупляются.

— А при чём тут Альдарионы?

— А они, на твой взгляд, откуда появились? В яйце выросли, точнее, в коконе. Но почти то же самое.

— А ты это всё откуда знаешь? Система такие подробности не выдаёт, — Терпсихор не скрывал любопытства.

— Я вырос на очень мелкой станции, там население всего полсотни миллионов. Но у нас было развлечение, общестанционное, мы им очень гордились, к нам летали настоящие туристы, чтобы посмотреть. Мы разводили певчих птиц. Конструировали их, заказывали на других станциях с доставкой первым классом. Каждый мальчишка на Будапеште восемь разводил пташек. Мы соревновались, у кого питомцы красивее поют, — неожиданно в памяти всплыли, кажется, давно забытые детские воспоминания.

— Живой, а Живой…

Терри ткнул пальцем меня в плечо.

— Чего?

— А эти твои, Альдарионы, они хоть кукарекают?

Я повернул голову и пристально посмотрел на Терри. Открытое забрало не закрывало моё лицо, и я смог подавить собеседнику на нервы своим новым взглядом.

— Сейчас проверим, — я повернул голову обратно к биомашинам. — Стая, голос!

Альдарионы запели, другого слова я просто подобрать не могу. Очень мелодичный свист, где длинные трели сменялись короткими переливами, а те уже завершали песню короткими, пульсирующими звуками. Выходило очень красиво.

Под такое музыкальное сопровождение мы и ехали. Рассказал Терри о своих новых возможностях.

Терри слушал в пол-уха. А я следил за лицом собеседника: он становился всё более рассеянным и встревоженным. Короче, нервничал.

— Чувак, а знаешь, как моих Альдарионов зовут? Вот этот, которые с красной мордой — Астрамарк. Потом Химико, это тоже от корпов. Тайкор. Внезапно — Ганжубас, с этим вот пятном зелёным в форме банана. Пьеемонтшесть. И, ещё более внезапно — Коныскельды и Бадигулжамал.

Терри рассеяно улыбнулся, а потом, уже не пряча тревогу, поднялся на ноги.

— Что за суета? — решаю лениво уточнить.

— Лабиринты — это не подземные локации. Нас везут в другое место, — коротко ответил Терри.

— А нам какая печаль? — я был настроен благодушно. Меня искренне веселило лицо Терпсихора на сохранённом фото. Уж очень оно фактурное вышло.

— Такая, Живой, что я заточен под прохождение стандартной бочки, и сильно не рад, что она внезапно решила пройти эволюцию! — собеседник мало что по потолку тараканом не бегал. — А в новой местности я выживаю далеко без гарантии.

— Трусишь? — я уже был напуган ситуацией до такой степени, что дальше мне бояться было просто некуда. Потому троллил собеседника. Тот ярился.

— У меня тридцать минут до смертельно опасной ситуации. Имею я право, как живой человек, понервничать? Я один из лучших в искусстве продуманных планов, с импровизациями у меня хуже! Это ты у нас великий мастер «пойду-вперед-пусть-все-об-меня-убьются».

— А ты сам попробуй! Очень медитативное занятие!

— Да с радостью! Работаем как обычно: один торчит на виду, так как у него нет невидимости, а второй