— Мужик… иди-ка ты в жопу со своими шутейками, грузишь. У меня и так память стёрта, а с такими приколами я точно крышей поеду, — девушка скорчила брезгливую рожицу.

— Видимо, это тут что-то навроде триппера. Как тебе такой вариант: мы все перебрали, свинганулись, и от забористой наркоты потеряли память?

— Да что ты…

— Пожалуйста, не думай об этом!

— Чт… ауч! Слышь, волшебник, что за шоу? — девушка скривилась.

— Извини, красотка, я об этом думать не буду. Мне, знаешь ли, не хочется башку лишний раз травмировать.

— Ладно, клоун, буду тебя держаться. Таких как ты обычно последними убивают, — она оперлась об косяк.

— А с чего ты взяла, что нас хотят убить? — я задал резонный вопрос. На девушку в проёме было приятно смотреть. Платье красиво очерчивало крутые бедра и высокую грудь. На вид лет… Да сколько угодно. Смотрелась молодой, свежей. Я верил этой внешности? Я её хочу?

— Эй, чудила, ты, конечно, извини, но так откровенно взглядом меня раздевать — это наглость! — она покачала головой.

— Ладно, извини… пойдём лучше приколюху покажу.

Я увлёк девушку за собой, в туалет.

— Вот!

— Мужик, если ты мне покажешь как смачно облегчился, отвечаю, тебе не обломится, будь ты хоть трижды красавчиком! — девушка наконец-то рассмотрела предмет у меня в руках. — И что это? — её брови поползли вверх.

— Мягкий материал. Стоял рядом вон с тем древним туалетом, — я вручил незнакомке свою находку.

— Бумага…

— Что?

— Что «что»?

— Что «бумага», говорю?

— А хрен знает «что», но эта штука называется бумага, — русоволосая покрутила рулон в руках.

— И зачем она тут?

— Ни единой мысли.

— Вот и я о том же. Элемент декора? Головоломка?

— На такой рисовали! — выдала идею девушка.

— Ты хочешь сказать, это для рисования?

— Возможно…

— А тут есть какие-то приборы для этого? Краски, там… — мы оглядели туалет, но ничего не нашли.

— Так, а чем тогда предполагалось рисовать? — озвучила незнакомка очевидный пробел в нашей идее.

Мы переглянулись, и русоволоска поспешно отложила рулон в сторону и поторопилась вымыть руки.

— Слушай, Клоун, а может это для того, чтобы воду с рук вытирать?

— Там есть другие куски бумаги, видимо, для рук.

— У меня как-то отпало желание разгадывать тайны древнего сортира. Очень странно у нас заблочена память. Я знаю слово «бумага», но когда я думаю о бумаге, я могу вспомнить только этот вот белый рулон.

— Аналогично. А ещё я знаю, что у человека есть имя. Как мне тебя звать?

— А что первое на ум лезет?

— Красотка.

— А я красивая? — девушка неожиданно смутилась.

Я покивал и ещё раз раздел её взглядом. Интересно, а она пищит или стонет? А может ойкает?

— Хорошо, буду Красоткой. Мне нравится. А ты Клоун.

— Клоун не нравится мне! — озвучил отношение к идее.

— А мне не нравится, что ты меня во всех позах трахнул взглядом. Каждый страдает по-своему. — Пойдём, Клоун, будешь моим кавалером.

— Кавалеры рассчитывают на то, что затащют кавалершу в койку, — какая-то часть меня говорила, что такой поведение социумом не одобряется. Другая половина говорила, что секс — это первейшая потребность организма. И что всё под контролем.

Девушка окинула меня оценивающим взглядом. Задумчиво прикоснулась к губе.

— Я подумаю. Двигаем.

От девушки приятно пахло свежестью и чем-то… очень необычным. Духи что ли?

Короткий коридор вывел нас в большой зал. В центре его овальный стол. На нём восемь тарелок, напротив каждой нелепый стул с гнутыми ножками.

— О, уважаемые, а не подскажете, может вы что-то помните? Или знаете? — круглый, как колобок, мужчина, подбежал к нам, размахивая руками. На его живом лице плескалось полнейшее отчаяние.

— Конечно!

Я с готовностью закивал, а Красотка закатила глаза в жесте показного отчаяния.

— Мы все соучастники страшного преступления. Настолько ужасного, что мы все вместе решили его забыть. Мы проснулись в необычном, но безопасном месте. Наши финансовые счета полны денег, и мы не можем физически вспомнить, как мы тут оказались. Только так мы можем себя не выдать. И да, если что, мы там все, под конец, свинганулись. Почему бы не развлечься, раз ты даже это не запомнишь?

На меня в полном обалдении уставился не только мужик, но и ещё пара человек в комнате. Невысокий мужчина с тонким нервным лицом и долговязый старик. Его белую бороду оплетали тонкие косички. Он реально был высок, и было видно, что ему непривычно, он постоянно кивал телом. Словно он раньше о что-то опирался, а сейчас этого нет.

— Не слушайте этого балабола, ему ампутировали не только память, но и чувство юмора.

— А ты за него можешь так авторитетно заявлять, девочка?

— Он мне только что демонстрировал свёрток из белой бумаги, это такой мягкий материал. Он утверждал, что люди, которые оправляли свои естественные надобности, на этом свёртке рисовали в процессе. Чем и зачем — уточнения нет, — сдала меня Красотка. — И версию про «свингернулись» я тоже слышала, только малость иную.

— Девочка моя, зачем ты так явно настраиваешь собеседника против меня? Это ведь могла выйти преотличнейшая шутка, — поворачиваюсь лицом к Красотке, и её разглядываю пристально.

— Дядя, это ты не понял. Хочешь, чтобы я тебе на лицо села — порази меня чем-то более весомым, чем профессиональные завирания, — красотка отправила мне воздушный поцелуй.

— Прихоть женщины — закон, — кланяюсь.

— Фу, что за безвкусный сексизм! Мы с тобой просто партнёры, дядя, и просто думаем, трахнуть друг друга или нет. Я тебе озвучиваю порог входа, так сказать.

— Беру тогда смелость дать обещание, что до конца дня я поражу вас в самое сердце своей изысканной шуткой так, что вы признаете, что мои приколы — это истинное искусство!

— Хорошая заявка, Клоун, мне нравится. Люблю я, знаешь ли, когда мужчины на себя лишнего берут. Но я совершено не помню, откуда я это помню.

— Нас нельзя лишить памяти, чтобы не оставить инвалидами. Наше взаимодействие с телом происходит в том числе и за счёт накопленного телесного опыта. Ты разучишься ходить, если не дышать. По сути лоботомия, зачистка мозга. У нас память заблокирована. Мы не