добавить листья базилика к черным бобам было блестящим. Возможно, у тебя нет опыта, но ты любишь еду. И ты разбираешься в еде. Ты даже не представляешь, насколько меня это в тебе восхищает.

Я не ожидала, что он все это скажет.

– Ты… мной восхищаешься?

Уши Педро краснеют.

– Да, – говорит он. – Я ничего не могу с этим поделать.

Мы смотрим друг на друга, и у меня такое чувство, что Педро хочет сказать что-то еще и ждет, когда я заговорю, но мы просто застряли в ожидании, пока другой сделает первый шаг. Я совершенно сбита с толку. Я хочу сказать ему, что тоже научилась им восхищаться. Хочу сказать, что иногда, когда я думаю о нем, моя грудь мне кажется слишком маленькой для всех сдерживаемых чувств, но…

Не могу ничего сказать.

Не могу ничего выразить.

Кажется, он это понимает, потому что слегка кивает и поворачивается к раковине, чтобы начать мыть посуду.

Мне нужно уйти, пока не стало слишком поздно. Пока он не понял, что я запуталась насчет нас. Но в итоге я сижу на стойке рядом с раковиной, пока он моет посуду.

– Я думаю, тот случай с супом из цветов, когда мы были детьми, так сильно меня расстроил, потому что ты был прав, – признаю я. – Когда ты бросил мне вызов, предложив его выпить, чтобы доказать, что это действительно суп, я знала, что ни за что не смогу это сделать. Потому что я даже суп дома никогда не готовила. Я просто играла с цветами, пытаясь подражать маме и бабушке, но даже не знала, что нужно класть в первую очередь.

– В первую очередь – ароматные ингредиенты, – говорит он, как всезнайка, каковым и является.

Я брызгаю на него из крана раковины.

Педро поднимает руки в знак защиты, с кончиков его челки стекает вода. И в тот же миг обливает меня водой. Мы смеемся, оба промокшие насквозь. Кажется, это первый раз, когда мы смеемся вместе. И это кажется… правильным.

Но потом я замечаю на столе свой пирог.

Никогда не думала, что могу так расстроиться из-за рецепта. Неудивительно, что мама тоже его избегает. Только бабушка знала, сколько пармезана нужно класть в тесто.

– Прости, – говорю я. – Я расплакалась из-за пирога, а тебе и твоей семье так досталось этим утром. С сеу Ромарио все в порядке? – Педро отводит глаза, как будто он предпочел бы об этом не говорить. – Мне не надо было спрашивать…

– Нет. Все в порядке. С ним все будет в порядке. У него подскочило давление, – объясняет Педро. – Мама и дедушка поговорили о «Сахаре», и он расстроился. Все дело в этих «Сделках-Сделках». Но спасибо вам за вашу помощь этим утром.

– Если вам, ребята, снова понадобится позаимствовать мамину машину, дай мне знать, – говорю я.

Педро выглядит немного удивленным, но улыбается.

– Спасибо.

Я собираюсь спрыгнуть со стойки, но повсюду вода, и я снова едва не поскальзываюсь.

– Осторожно!

Педро обхватывает меня за талию, чтобы помочь спуститься. Я сжимаю его плечи. И, встретившись взглядами, мы как будто оба понимаем, насколько мы близки. У меня такое чувство, будто я только что окунулась в солнечное сияние.

Педро отходит от меня, выглядя взволнованным.

– Мне нужно поскорее вернуться в «Сахар». Надо начинать собираться.

Мое сердце стучит так сильно, словно отплясывая самбу.

– Я помогу, – бормочу я.

Я беру поднос с кукурузным пирогом, Педро несет к холодильнику боло де роло, и тут я поскальзываюсь на остатках яичного желтка на полу и врезаюсь в него. Педро пытается меня поймать, и оба наших подноса опрокидываются друг на друга. Пытаясь уберечь подносы, мы вместе падаем.

– О боже! Мне так жаль! – Я тянусь за свисающей с плиты тряпкой для мытья посуды.

Педро тянется за той же тряпкой.

И в тот момент, когда его пальцы обхватывают мои, мир останавливается.

Мне нужно отстраниться, но я не хочу прерывать это прикосновение. Тепло разливается по моей коже, напоминая об ощущении, которое я испытала, когда он показывал мне, как месить хлеб. Он наклоняется ближе. И я тоже тянусь к нему в ответ. Наши губы почти соприкасаются, я чувствую тепло, исходящее от его губ.

Но затем тень сомнения пробегает по его лицу. Легкий лихорадочный выдох вырывается из его рта, и он отворачивается от меня.

Что только что… что только что произошло?

Я ошеломлена, пытаюсь все переварить. Педро выглядит таким же растерянным, выражение его лица напряженное, как будто его мучают собственные мысли. Он неуклюже поднимает подносы с кукурузным пирогом и боло де роло, которые окончательно перемешались между собой. Запихивает в рот кусочек смеси, как будто только для того, чтобы избежать разговоров.

И тут его глаза загораются.

– О боже мой! – говорит он с набитым ртом.

Берет еще один кусок кукурузного пирога с начинкой из боло де роло, поднимает его, чтобы показать мне, как будто только что сделал великое открытие.

– Что? – спрашиваю я.

– Ты должна это попробовать.

Я так нервничаю, что, кажется, не смогу заставить себя есть, но я откусываю первый кусочек…

Соль и сахар смешиваются у меня во рту, два вкуса сливаются, как поцелуй.

– Это… Это…

Я не могу найти нужных слов.

– Идеально, – заканчивает он за меня. Он так близко, его глаза встретились с моими, и эта глупая улыбка на его лице.

ЧТО СО МНОЙ ПРОИСХОДИТ?!

Мои противоречивые мысли, должно быть, написаны у меня на лице, потому что он внезапно кажется обеспокоенным.

– Тебе не нравится? – спрашивает он.

– Прости. Я не могу… мне нужно идти!

Я поднимаюсь на ноги, по пути к выходу подхватывая свой рюкзак, и практически убегаю с кухни, мимо окликающих меня в кафетерии Синтии и Виктора.

Пока я жду автобус, я все еще чувствую, как мурашки бегают вверх и вниз по моей спине.

Это всего лишь пирог, говорю я себе.

В сочетании оба пирога оказались идеальны. Вот откуда это странное, опьяняющее чувство в моей груди. Верно?

31

ПЯТНИЦА, 3 ИЮНЯ

До конца недели я избегаю Педро. Даже не позволяю себе думать о нем, окунаясь в домашнюю работу всякий раз, когда он всплывает у меня в голове.

Мама понятия не имеет, что происходит, но она рада видеть, что я занимаюсь допоздна. Она даже приносит мне тарелки с сальгадо, чтобы подкрепиться. Так я вступаю в июнь. Изучаю геометрию, чтобы ни о чем другом не думать.

Мы по-прежнему враждуем. Наши семьи враждовали на протяжении многих поколений. Я не