быть пекарем. Мой внутренний голос звучит очень громко. И отчетливее, чем когда бы то ни было. Меня накрывает головокружительным приливом чувств.

Я хочу быть пекарем.

Я и есть пекарь.

Я всегда это знала, как знала, что тепло под кожей – это моя собственная кровь, которая все это время течет в моих венах.

Я представляю, как подаю заявление в Гастрономическое общество, и от одной этой мысли на моем лице расплывается широкая улыбка. Мама замечает это и одобрительно кивает, думая, что я наконец-то начинаю восхищаться университетом.

– Вступительные экзамены – звучит так страшно, – говорит мама. – Я никогда не смогла бы их выдержать. Но в тебя я верю абсолютно. Ты учишься каждый день. Даже ходишь на консультации во второй половине дня, верно?

Она делает паузу, ожидая моего ответа.

– Верно, – лгу я.

– Видишь? Ты всегда делаешь все, что в твоих силах, и я знаю, что ты заслужишь свое место здесь.

– А что, если я… не поступлю? – спрашиваю я.

– Поступишь. – Мамин голос немного повышается, как будто я сказала глупость. – Ты – дочь своего отца. Такой талант, как у него, как у тебя – большое приобретение для любой школы. Этому университету повезет, если у него будешь ты. Ты будешь первой Рамирес, которая поступит в университет.

Иногда мне кажется, что это – все, что осталось у нас с мамой. Планы насчет университета, которые она хочет, чтобы я воплотила в жизнь. Важная веха в нашей семье. Без этого, боюсь, не останется ничего, что связывало бы нас вместе. Когда я вступала в клуб, часть меня надеялась, что обучение кулинарии может послужить мостом между нами. И что я наконец-то смогу печь бок о бок с мамой на кухне «Соли». Это ведь так просто. Будем вместе работать над рецептами.

Но теперь…

Как сказать ей правду? Что все это время, пока я пыталась наладить с ней контакт, я все больше отдалялась от ее планов на мое будущее?

Мама паркует машину, и мы начинаем нашу пешеходную экскурсию. Я следую за ней, немного ошеломленная, а она указывает на разные здания. Я понимаю, что она немного подготовилась к этой поездке.

Она приводит меня на озеро в кампусе. Поблизости расставлены низкие столики для пикника, и она указывает на место у одного из них. Опустившись рядом с ней, я вижу, что на нем вырезано «Г + Э».

– Габриэль и Элис?! – задыхаюсь я.

Мамины глаза блестят от воспоминаний.

– Вот где мы с твоим отцом познакомились, – говорит она.

Мама рассказывает мне, что, когда она была в моем возрасте, ее друзья часто тусовались возле этого озера. И там она встретила папу. Ему было всего семнадцать, и он солгал о своем возрасте, чтобы получить работу садовника в кампусе для того, чтобы задерживаться у окон класса и слушать лекции.

Он мечтал поступить в университет, но без аттестата средней школы не мог даже подать заявление на сдачу вступительных экзаменов. Когда студенты ходили за учебными материалами в ксероксную комнату, он притворялся одним из них, чтобы тоже прочитать материал. Вот как он оттачивал свой талант в математике.

– Когда станешь студентом-экономистом, боˆльшая часть твоих занятий будет проходить здесь, – говорит она, с гордостью указывая на здание, в которое постоянным потоком входят и выходят студенты. – Габриэль мечтал об этом здании днем и ночью. Разве не удивительно думать, что скоро здесь будешь учиться ты?

Я слушаю ее в недоумении. Я никогда не знала о нем таких вещей. Яснее, чем когда-либо, я понимаю, почему мама так сильно на меня давит, чтобы я довела до конца папины планы. Тогда его мечты не пропадут втуне.

Я ощущаю в груди глубокую боль. Чувство вины. Как мне сказать маме, что это не то, чего я хочу? Она будет так во мне разочарована…

Мамино внимание привлекает компьютерный магазин. Прежде чем я успеваю что-либо сказать, она направляется внутрь, оставляя меня позади.

– Мама, подожди! – Я едва за ней поспеваю.

– Моя дочь будет изучать экономику, – говорит она скучающему на вид сотруднику. – Я хочу, чтобы у нее был хороший, надежный ноутбук, чтобы она могла работать над своими проектами. – Но прежде чем парень успевает что-то ей предложить, она указывает на ноутбук на полке неподалеку. – Я возьму вот этот.

Я смотрю на цену. Мы не можем себе этого позволить.

– Мне не нужен ноутбук, – быстро говорю я, но мама не слушает.

– Твои рукописные отчеты выглядят непрофессионально, – говорит она, направляясь к кассе, чтобы встать в очередь.

Я бросаюсь за ней.

– Я могу просто пользоваться школьными компьютерами.

– Но у тебя не всегда есть к ним доступ. А что будет, когда ты поступишь в университет? У всех твоих сокурсников будут ноутбуки. Я не хочу, чтобы ты была единственной, у кого его нет.

– Мам, ты меня не слушаешь.

Она оборачивается, чтобы посмотреть на меня.

– О чем ты говоришь?

И я замираю.

Я помню бабушкины слова. Поговори с матерью. Скажи ей, что ты чувствуешь.

– Не сердись, – начинаю я, и мамино лицо искажается в гримасе.

– С чего бы мне сердиться? Все хорошо.

Так долго ничего не было хорошо.

Мама пристально смотрит на меня, ожидая, когда я заговорю. Как вечером в день бабушкиных похорон: мы с мамой стоим в пекарне перед рецептом прабабушки, а перед нами все тянется и тянется неопределенность.

– Прошу прощения, сеньора, но ваша карта отклонена, – сообщает кассир, и мама резко оборачивается, чтобы посмотреть на него.

– Попробуйте еще раз, – говорит она.

– Я уже пробовал дважды.

– Так попробуйте в третий раз, – тихо просит мама.

– Отклонено.

Он делает знак следующему клиенту, не обращая внимания на мамин умоляющий взгляд.

Она хватает свою кредитку и выбегает на улицу. Я иду за ней.

– Мама!

Она останавливается только тогда, когда снова добирается до здания экономического факультета.

– Теперь ты понимаешь? – говорит она. – Ты понимаешь, что все это значит для меня? Для тебя? Это не просто университет, filha. Это… это все! Мое единственное утешение в том, что тебе никогда не придется ничего бояться. Что ты не окажешься похороненной, как я, под грудой счетов! Что ты будешь свободна. Свободнее, чем когда-либо были мы с твоим отцом!

Мое сердце разбивается. Даже если я буду помогать ей управлять «Солью», когда закончатся занятия в школе, что я могу противопоставить тем серьезным финансовым проб- лемам, которые на нас свалились? Она не хочет меня слушать. Не раньше, чем «Соль» минует опасность.

– Ты хотела что-то сказать? – спрашивает она.

И я просто не могу