— Ну, что, девчонки, набрали килограммы на свежем воздухе?

Девчонки фыркнули и ничего не ответили.

С обеих сторон поплыли черные поля. Вдали обнаженные колки. Мелькнули крыши Морозовки. Никто не пел и не шутил. Все думали о новой жизни, которая наступит совсем скоро.

17

ЛУЧШЕ НЕТУ ДО СИХ ПОР, ЧЕМ ЛЕНИНГРАДСКИЙ «БЕЛОМОР»

Оказалось, что их никто особенно не ждал. Первокурсников-гуманитариев. В главном и пока единственном учебном корпусе для них просто не нашлось места. Если на историю партии они собирались в общей аудитории, то по спецпредметам расходились по кабинетам.

Гуманитариев-первокурсников добавилось, увеличились группы. Еще создали новую группу востоковедов. Страна повернулась к востоку после конфликтов на границе. Стали изучать китайский язык. Поскольку аудиторий не хватало, освободили несколько служебных помещений, поставили там стулья, разнокалиберные столы, а на стену повесили небольшую доску. Хоть в тесноте, но не в обиде, но всё-таки будущие филологи и историки не так представляли начало своей студенческой жизни. Тогда решили перевести их в ВЦ. Вычислительный центр, пока не достроят второй корпус. Его должны были сдать к сентябрю, потом к октябрю. Занятия в нем начались после нового года.

Но еще до самой осени шли строительные работы. Стучали, громыхали, в холле первого этажа лежали мешки с цементом и стояли поддоны с кирпичами.

Филологов было восемнадцать душ. И для них выделили небольшую комнатку. Угловую. Холодную. За каждым столом сидели по три человека. Третьему приходилось моститься на углу. На общие лекции — это была история партии, философия, политэкономия ходили в главный корпус. До ВЦ можно было идти по улицам. И тогда дорога занимала почти час. Поэтому ходили напрямик через сосновый лес. Это четверть часа. Белки ничего не боялись, бегали по стволам и на студентов не обращали внимания.

Старожилы предупреждали, что ни в коем случае белок нельзя кормить. Они до того наглые, что каждый раз, если не побьют, то будут стаями лазить по вам и обшаривать все карманы. Думали, что это сказки. Оказалось, правдой. Сначала нравилось, когда белка (хорошо, если одна) усаживалась тебе на плечо и требовательно заглядывала в глаза. Но вскоре это уже раздражало.

Через день, как филологи перешли в ВЦ, появилась ОНА. В расписании стояла «Этнография народов Сибири». Это что еще за фокусы? Они же не этнографы и даже не историки.

Фыркнули:

— Всякую ерунду суют. Еще бы математику поставили. Для полного комплекта. Оно нам очень нужно. Девчонкам лучше бы этнографию Парижа, столицы моды, где Коко Шанель и ее любовь Игорь Стравинский, мушкетеры и галантные кавалеры, Нотр дам де Пари, набережная Сены, Сорбонский университет, который еще недавно устроил революцию.

Что с этих народов Сибири? Кому они нужны? Они самим себе не нужны. И слушать целый курс!

Скуластые, широколицые, с узкими щелочками глаз они до сих пор живут в ярангах и чумах и ездят на собачьих упряжках по бескрайней тундре, как ездили их предки тысячи, а, может быть, миллионы лет назад. Но им-то зачем нужны эти аборигены?

Цивилизованный человек, столица Сибири и чукчи, эвенки… К чему? Заняться больше нечем? Самый отрицательный настрой. Единённым исключением был Толя, которого привлекало все далекое и необычное. Как раз такими ему и казались народы Севера. Но Толя — человек не от мира сего. Для него это была загадка: как могут жить люди в условиях, которые совершенно не приспособлены для жизни. Чем же так необычны эти народы? Может быть, у них какой-то особый организм? Почему они не переберутся на юг?

Вот появилась Она, и всеобщий отрицательный настрой перерос в убийственно отрицательный. Они впервые видели этого человека, но уже ненавидели его. Всё в ней вызывало неприязнь. Казалось, что всё в ней было настроено на то, чтобы оттолкнуть от себя людей, вызвать в них самое негативное мнение о ней. Как такие люди могут жить?

Она была грузной, высокой. Когда она прошла от дверей до преподавательского стола, даже пол жалобно заскрипел. Если человек неприятен, то всем неприятен. Всех поразила не ее строевая походка. Да мало ли кто и как ходит. Хотя женщину, конечно, не украшает солдафонский шаг. Мужчины таких женщин боятся. Но как она была одета! Разве так можно одеваться преподавателю, особенно если ты женщина? Сорочка навыпуск. И… О! кошмар! Черные брюки, прикрывавшие внизу бездарные туфли. Женщины носили брюки, носили джинсы. В моду ухе входили женские шорты, которые, правда, вызывали осуждение у старшего поколения. Это для дома, для работы на даче, для субботников, для дискотек. Прийти в гости в брюках считалось не комильфо для дам бальзаковского возраста. Брюки не носили в учреждениях. Женщина — чиновница, преподавательница должна быть в деловом костюме. Она же приходит туда не соблазнять мужчин. Допускали некоторую вольность, кокетливость; ювелирные украшения, рюшечки, бантики, юбку до колен или даже чуть повыше. Цветные чулки. Прийти же в брюках — это сверхнеприлично, это вызов. Могли такое позволить еще молодым девушкам. Для остальных это было равносильно тому, что заявиться обнаженной или в бикини. Ну, или почти тоже самое по всплеску отрицательных эмоций. Молодая девушка, мелкий клерк (об этом даже написали в областной газете), пришла на работу в обтягивающих джинсах «мэйд ин не наши». Мужчины не сводили взглядов с ее попки. Когда она проходила по коридору, они провожали ее долгими взглядами. Девушка не могла устоять перед соблазном покрасоваться в штанишках, за которые она спекулянту выложила месячный оклад. Так ее вызвала начальница и отчитала до слез. Плакала, разумеется, девушка. Начальнице даже пришлось утешать ее.

Джинсы надолго исчезли из делового гардероба. Даже юбки она теперь носила почти до щиколотки.

В брюках, конечно, студентки ходили. Но чтобы преподавательница! На нее косились. И это в Новосибирском университете, который славился своим вольнолюбием, порой переходящим в диссидентство. Недаром именно в Доме ученых опальные барды дали свой знаменитый концерт.

Не это было главное. Не брюки. Подумаешь! Всё-таки времена были другие. Смирились и с преподавательскими брюками. С западных журналов да уже и с советских смотрели с фотографий женщины в деловых брючных костюмах. Ателье осваивали новую моду.

Обрядова поставила темно-коричневый портфель на преподавательский стол, кивнула вытянувшимся в струнку студентам, что означало, что она поздоровалась и дала разрешение садиться. Опустились на стулья. Не на пол же! Она достала из портфеля листы, исписанные мелким очерком. Положила их на середине стола, сравняла бумажную пачку. Потом тяжелую, может быть, даже хрустальную, пепельницу. Все эти манипуляции она производила в полной тишине, как бы