Они попрощались, и связь между ними прервалась. Изображение князя померкло и растворилось.

Реутов потер переносицу.

– Как вам наш «Ловец»? – спросил на английском негромкий мужской голос, принадлежащий стоящему у французского, во всю стену, окна мужчине лет семидесяти. Август не видел его. Между тем этот полный невысокий мужчина в возрасте, чья голова была убелена благородными сединами, являлся Великим Артефактором Ордена. С виду он казался благообразным дедушкой-библиотекарем в очках на цепочке, однако защитных и боевых артефактов на нем было как на десятке офицеров Патруля.

«Ловцом» звался тот самый артефакт связи, который больше походил на современный сенсорный телефон.

– Удобно и безопасно, – скупо похвалил Реутов.

– Это лишь только начало, – опираясь на трость, подошел к дивану Великий Артефактор. – Наши лучшие техномаги ведут разработки артефактов, которые смогут связывать два временных пласта между собой. Проще говоря – настоящее и прошлое. Или настоящее и будущее. Каково, а? Впрочем, я хотел спросить другое. Не пора ли поменять Хранителя?

– Нет. Пока еще рано. Ротенбергер скоро начнет искать меня, – отозвался Реутов и усмехнулся. – Пусть ищет.

– Надеюсь, командор, вы не пожалели, что передали браслет своей племяннице? В конце концов, если Карл доберется до нее, то просто избавится без обряда передачи.

Тимофей кивнул. После смерти Хранителя артефакты обычно передавались по праву «пролитой крови». Тот, кто убил, становился новым хозяином артефакта. Это был самый простой способ заполучить нужную вещь, наделенную магической силой, если, например, по каким-то причинам не было возможности совершить энергоемкий обряд передачи, который два года назад проводил Август.

– Быть может, случится так, что нам самим – ради высшего блага – придется пожертвовать вашей племянницей, – осторожно продолжал седой мужчина. – Многие из нас ради всеобщего счастья и безопасности жертвуют и собой, и своими любимыми, и детьми, и братьями, – очень мягко напомнил он Реутову, стальные глаза которого смотрели в одну точку.

– Я готов на все, Великий Артефактор, и вы знаете это. Но, надеюсь, до этого не дойдет, – отвечал мужчина. – И все закончится наказанием Гончего. – Его губы тронула легкая улыбка.

Устранить Карла Ротенбергера, за спиной которого стояла сама Черная Королева, было невозможным, а потому Орден решил довольствоваться хотя бы малым – отдать Карла на суд Лиги Орлов. Для этого, правда, требовалось собрать доказательства его незаконной магической деятельности, чем адрианиты филиала, которым руководил Август, и занимались. Однако Ротенбергер был человеком не только умным и хитрым, но и весьма осторожным. Он нигде не оставлял своих следов. Устранял свидетелей. Не давал ни единого повода для того, чтобы его можно было в чем-то подозревать. Даже находясь в городе, он имел официальную причину – создание базы Черной Розы в этом регионе в связи с тем, что розианцам требовались ученики – одаренные магией дети, которых в этой части мира стало рождаться больше, чем в других. Карл Ротенбергер был полноправным уполномоченным представителем Черной Королевы, и никто не мог предъявить ему каких-либо обвинений. Он даже взял себе в ученики двоих детей – ту самую обладательницу прозеванного Орденом кулона и будущего техномага. И, как положено учителю, не только занимался с ними, но и привозил на ежегодные экзамены.

– Нам на руку, что, пока что Ротенбергер не знает, – артефакты Славянской тройки привязаны к городу. Куда бы ни уехал Хранитель, его будет тянуть назад.

– Я помню это, – усмехнулся Реутов. – Девчонку-Хранительницу тоже притянуло назад. Почему это происходит? – поинтересовался он.

– Место силы, что питает Славянскую Тройку, где-то неподалеку. Быть может, это захоронение Вольги. Или его личное место силы когда-то. Мои люди еще не выяснили этого, – отвечал спокойно Великий Артефактор. – Как бы то ни было, все три артефакта находятся в пределах определенного радиуса не более двухсот километров.

Они разговаривали еще почти час. И когда убеленный сединами пожилой мужчина покидал номер, Тимофей самолично провожал его до двери, за которой стояла охрана.

– Я сделаю все, что будет в моих силах, Великий Артефактор, – с уверенностью в голосе произнес Реутов на прощание.

* * *

Встретиться один на один с Карлом мне удалось только спустя несколько дней, во вторник. Случай с рубашкой все никак не вылетал у меня из головы, и перед иностранным гостем до сих пор было неловко. Да и, честно говоря, меня к нему ужасно манило. Когда я пару раз видела его издалека, сердце мое уже вполне так традиционно начинало биться быстрее, а меня саму начинали одолевать разные то ли сомнения, то ли фантазии: а не он ли спас меня тогда, в школе, во время взрыва газа?

Если верить логике, то это не мог быть Карл. Скорее всего, виною всему были мои ассоциации и собственные тайные желания – я хотела увидеть в немце тот самый образ героя-спасителя, в который влюбилась. Мозгу надоело, что его хозяйка испытывает чувства непонятно к кому – то ли к мечте, то ли к иллюзии, то ли к фантазии. И потому, узрев Карла, внешне похожего на мужчину, спасшего меня, мозг радостно попытался перенастроить мои чувства на него.

Кажется, у мозга это хорошо получалось, и он ликовал. А вот сердцу подобный поворот дел не очень-то и нравился.

Узнав у Арины расписание Карла, я все-таки нашла время и подкараулила его после семинара с второкурсниками. Из аудитории он выходил в компании восторженных студенток, которые, видимо, разглядели в статном высоком черноволосом мужчине своего идеального преподавателя. Они восторженно смотрели на него, щебетали что-то, смеялись, а он был словно само спокойствие – этакая скала, которая разрешала звенящим ручейкам бежать рядом со своим подножьем.

– Завидую, у нас английский, а не немецкий, – проговорила стоящая рядом со мной красноволосая девчонка-третьекурсница, которая вместе с подружкой наблюдала за герром Ротенбергером.

– Да уж, – согласно протянула та. – Крутой препод. Интересно, ему студентки нравятся? Может быть, у кого-то шанс будет.

– Говорят, у него что-то с новой аспиранткой на кафедре литературы, – вздохнула первая красноволосая.

– Она та еще ведьма, – поморщилась ее подружка. – Но ничего так с виду. Может, она его и окрутила.

Я хмыкнула. Какие интересные слухи пошли по университету.

Дождавшись, когда студентки таки отлипнут от Карла, я решительно двинулась за ним и нагнала неподалеку от кафедры.

– Здравствуйте, – сказала я, скрывая легкое волнение.

Немец остановился, с удивлением глядя на меня. К моей досаде, он, кажется, не мог меня вспомнить.

– Добрый день. Вы – мой студент? – уточнил он.

В рубашке с короткими рукавами, обычных джинсах, с темными волосами, стянутыми в аккуратный низкий хвост, – он казался этаким образцовым европейским преподавателем, которые славились своей демократичностью в общении с простыми студентами. Так девчонки, которые учились по обмену, рассказывали, что со своими преподами, особенно молодыми, они отлично общались и даже ходили вместе в бары и на разные мероприятия, потому что в этом никто не видел ничего зазорного.