– А ты не думаешь, что от этого тебе станет только больнее? – предостерегла ее Спрота. – Ты хочешь этого? Ты хочешь снова испытать боль? О, как много я бы отдала, чтобы от нее избавиться!

– Прости, – прошептала Матильда, – я говорю о себе, когда ты и маленький Ричард…

– Я выйду замуж за Эсперленка, – резко перебила ее Спрота.

От удивления Матильда широко открыла глаза.

– Да, я сделаю это, – заявила женщина. – Эсперленк богат, у него много мельниц на Андели и большой каменный дом в Питре. Я знаю его, он хороший человек. Тот вкусный хлеб, который мы едим, испечен из его муки. Эсперленк сделал мне предложение, и я уверена, что с ним буду жить хорошо. Лучше, чем с Вильгельмом.

Казалось, Спрота верила в то, что говорила, но ее вера была слишком слабой, чтобы подарить надежду на любовь.

– Знаешь, Матильда, – добавила женщина, – я всегда думала, что тот, кто не подставляет лицо холодному ветру, не замерзнет; что нельзя утонуть, оставаясь на берегу и не выходя в открытое море; что если привыкнуть к вкусу хлеба из пепла, то не придется ложиться спать с чувством голода. Но…

– …но не всего можно избежать, притворившись мертвым, – продолжила Матильда.

Спрота кивнула:

– Теперь речь не обо мне… а о Ричарде. Его увозят навстречу холодным ветрам, он не может остаться со мной на безопасном берегу, и я не знаю, предложит ли ему жизнь что-то вкуснее, чем хлеб из пепла. И мне плохо, потому что я ничего не могу изменить.

Она покачала головой, уголки ее рта снова задрожали. Матильда ждала, что Спрота наконец заплачет, но ее глаза не увлажнились. Вместо этого она рассмеялась так же звонко, как когда-то смеялась Герлок:

– В Лане, пожалуй, подают самый вкусный хлеб во всем королевстве, а я беспокоюсь!

Матильда ничего не ответила, но догадалась, о чем подумала Спрота, когда ее смех затих: кому нужен этот вкусный хлеб, если Ричард, даже если он будет не голоден, рискует навсегда остаться пленником и потерять земли своего отца.

– Значит, ты считаешь, что мне нужно и дальше избегать Арвида, – пробормотала Матильда.

– У него есть возможность прожить свой век так, как Вильгельм мог только мечтать.

– Арвид вернется в Жюмьежский монастырь, не так ли?

– Он обретет покой. И ты тоже.

Матильда не была в этом уверена. Когда Спрота обняла ее за плечи, девушке хотелось вырваться, броситься на улицу и громко позвать Арвида. Потом она посмотрела в лицо Спроты, изменившееся от боли. Эта женщина всегда была привлекательной, но никогда не выглядела такой красивой, такой нежной и ранимой, как сейчас.

Матильда застыла в ее объятиях, догадываясь, от чего Спрота хочет защитить ее, и не смогла найти более подходящих слов, чем те, которыми попрощалась с Герлок:

– В монастыре я буду молиться за тебя.

Йохан сразу же согласился сопровождать Матильду.

Все эти годы он ждал, что однажды она еще раз попросит его о помощи. Все эти годы он все отчетливее представлял себе жизнь с Матильдой – более богатую, сытую и счастливую, чем у его родителей. Рядом с ним будет близкий человек, который проведет с ним все оставшиеся дни на этой чужой земле, и эта земля в конце концов станет ему родной.

Йохан так и не понял, что этому препятствовало и почему после поспешного возвращения в Байе Матильда избегала встреч с ним. Он смирился с тем, что разгадать причины поступков такой женщины, как она, было сложно, и решил не отказываться от своих целей из-за этой неизвестности. Его терпение и ожидание оказались не напрасными: Спрота выходила замуж за Эсперленка, а Герлок, по слухам, дала Матильде хорошее приданое. И то, что девушка просила его о помощи, могло означать только одно: она выбрала его себе в мужья, но еще не знала, как сказать ему о своих чувствах.

Тогда, на свадьбе в Руане, Матильда еще не была готова, однако теперь все изменилось. Тогда между ними стоял этот монах, однако теперь девушка поняла, что в этом мире выигрывает тот, кто отличает черное от белого, а воина – от монаха. Первый мог дать женщине будущее, а второй – нет.

– Конечно, я поеду с тобой! – с воодушевлением воскликнул Йохан.

Он с радостью уехал бы с ней в тот же день, не важно куда. Матильда ничего не сказала о месте назначения, лишь сообщила, что отправляться в путь нужно завтра на рассвете. Всю ночь Йохан представлял себе, как будет обнимать девушку, сидящую перед ним на лошади.

Однако на следующий день во дворе замка стояла повозка, в которой Матильда собиралась путешествовать, а в повозке сидели – и это было еще хуже – два монаха.

Йохан в недоумении посмотрел на девушку:

– Что они здесь делают?

– Они поедут со мной в монастырь. Раз в год священники посещают его, чтобы исповедать монахинь.

Йохан ничего не понимал.

– В какой монастырь? – спросил он.

– В монастырь Святой Радегунды, где я буду жить. Герлок подарила мне земельный участок недалеко от Эвре. Доходы от него я буду отдавать монастырю в качестве приданого.

Матильда села в повозку, оставив Йохана наедине с осознанием того, что совместная поездка не укрепит связь между ними, а разорвет ее окончательно. Своей просьбой девушка не пыталась намекнуть ему о своих чувствах. Ей была нужна защита, а не муж.

Когда повозка тронулась, воина охватил гнев. Гнев на своего отца, заманившего его сюда обещаниями лучшей жизни. Гнев на Вильгельма, который оказался слишком слабым, связался с монахами и, скорее всего, именно из-за этого стал жертвой коварного убийцы. Гнев на советников графа, доверивших маленького Ричарда королю франков. И, в конце концов, гнев на Матильду, которая настолько усложняла такую, по сути, простую жизнь. Почему она переворачивала мир с ног на голову, вместо того чтобы стремиться к самому главному предназначению в этом мире – рожать и воспитывать детей?

Повозка отдалялась, и Йохан смотрел ей вслед, не пришпоривая лошадь, а потом огляделся по сторонам в надежде обнаружить кого-нибудь, кто смог бы отговорить Матильду.

Единственным человеком, которого увидел Йохан, был Арвид. Послушник как раз вышел из часовни и, спрятавшись в тени портала, провожал повозку взглядом, полным страсти и в то же время решимости не поддаваться ей. Он отпускал Матильду.

«Как ему это удается? – подумал Йохан. – Почему он не бежит за ней? Почему не бросается под ноги волам? Почему не вытягивает девушку из повозки, не толкает ее на землю, не берет силой, не заставляет забыть о монастыре?»

Арвид не мог сделать этого, потому что был монахом. А он, Йохан, хоть и был воином, поступить так тоже не мог.

Он думал об этом целый час, то и дело рисуя эту картину в своем воображении, а затем все же пришпорил лошадь и последовал за повозкой. На самом деле все было очень просто. У него на родине мужчины иногда похищали чужих женщин, если свои умирали от голода. Свидетелями его действий станут только два монаха, которые бессильны перед ним. На улицах и на узких дорогах среди заснеженных лугов людей не было, и никто не мог защитить девушку.