Считается, что все уже было приготовлено к возвращению Филарета. Уже давно терпеливо поджидал его приехавший в Москву за милостынею иерусалимский патриарх Феофан. Он жаждал принять участие в торжественной церемонии поставления нового московского патриарха.

Считается, что 24 июня 1619 года в Успенском соборе Филарет, «ибо знали, что он достоин такого сана, особенно же потому, что он был царский отец по плоти, да будет царствию помогатель и строитель, сирым защитник и обидимым предстатель», и был посвящен второй раз в патриархи…

Между тем вторичное поставление Филарета в патриархи – история далеко не такая простая и очевидная, как представляется…

Сохранился лишь один достоверный документ, свидетельствующий о начале патриаршего служения Филарета в Москве.

Это окружная грамота царя Михаила Федоровича от 3 июля 1619 года, где говорится, что патриарх приходил к нему и советовался об устроении Русской земли (о проведении переписи). Но грамота эта свидетельствует только о том, что Филарет уже исполняет в Москве патриаршее служение и все.

А вот грамота, данная иерусалимским патриархом Феофаном, который якобы участвовал во втором избрании Филарета в патриархи, как и грамота Собора русских архиереев, якобы выбиравших в 1619 году Филарета, составлены, как это совершенно определенно известно, семь лет спустя, в 1626 году.

Официальная версия утверждает, что подлинные грамоты погибли во время пожара. Поэтому-то в 1626 году Филарет и вынужден был снова писать к патриарху Феофану и просить у него новую грамоту взамен сгоревшей…

Просьба странная…

Если Филарет действительно был поставлен в патриархи 24 июня 1619 года в Успенском соборе и благополучно патриаршествовал уже семь лет, какой смысл возиться с восстановлением утраченных в пожаре документов. Кому их было предъявлять? Никто ведь не оспаривал его сан!

Разумеется, патриарх Феофан за небольшое вознаграждение исполнил просьбу Филарета и написал новую грамоту, правда, написал не так, как хотел Филарет. Считается, что первая грамота, которая якобы сгорела, была полнее и излагала историю избрания Филарета так, как это и принято в изложенной нами официальной версии.

Поэтому Филарет, чтобы все-таки навести порядок в истории своего избрания, созвал Собор русских архиереев, которые и написали ему новую настольную грамоту вместо сгоревшей за своими подписями и печатями.

И в этой грамоте все было изложено как надо…

И опять задаешься вопросом: зачем это нужно было?

И не находишь иного ответа кроме того, что именно тогда, в 1626 году, и состоялось настоящее утверждение Филарета патриархом Московским, а до этого он правил на Москве как поставленный в Тушине патриарх, до это никого и не волновало. Ведь еще в 1613 году Земский собор подтвердил официальным решением, что аннулируются (кроме владений членов Семибоярщины) только пожалования, сделанные от имени царя Владислава, а пожалования Тушинского вора сохраняются.

Отчего же было аннулировать пожалование, сделанное евреем Богданко Филарету Никитину?

Никто и не собирался делать этого… Это уже в 1626 году сам Филарет понял, что не хорошо быть тушинским патриархом, надобно укрепить фундамент династии, вот и начал он хлопотать, чтобы выправили бумаги как положено…

«Сделавшись патриархом и великим государем, – пишет о Филарете в “Истории Русской Церкви” митрополит Макарий, – он был твердою опорою для своего юного сына, опытным советником и мудрым руководителем во всем, обуздал своеволие бояр, проявившееся в первые годы царствования Михаила Федоровича, укротил “сильников” земли, укрепил и возвысил царскую власть. По современному свидетельству, Филарет не отличался богословским образованием, так как и не готовился с молодых лет на служение Церкви»…

Как мы уже говорили, первым делом патриарха Филарета было проведение переписи.

Объяснялось это заботой о людях Московского государства, многие из которых действительно потерпели разорение и нуждались в льготах, и еще многие терпели насилия и обиды от бояр и всяких чинов и нуждались в обороне, но, как и всегда в фискальных мероприятиях, благотворительность служила лишь прикрытием.

На самом деле перепись призвана была выявить тех, кто уклоняется от платежа податей.

Мероприятие само по себе разумное и необходимое, хотя, может быть, и не самое первоочередное.

Но тут уже сказался характер новых правителей страны.

Разухабистости и беззаконию русской Смуты, заваренной, по сути дела, ими же самими, они могли противопоставить только железный «орднунг». И опять-таки все было бы ничего, если бы с помощью порядка Романовы восстанавливали лишь государственное управление.

Увы…

Любимый ими прусский «орднунг» они пытались внести в само сокровенное бытие Святой Руси…

Митрополит Макарий в своей «Истории Русской Церкви» справедливо отмечает, что вторым вопросом, на который патриарх Филарет обратил свое внимание, был вопрос «о невинных страдальцах за исправление церковных книг».

В нашем повествовании нет никакой нужды вникать во все тонкости этого дела и рассуждать, насколько правильными были исправления в церковных книгах, сделанные старцем Арсением и священником Иваном Наседкой.

Скажем о другом…

Все те исправления, которые намеревались вносить те или иные справщики, надобно было выносить на Соборное усмотрение и утверждать Собором, а не решать такие вопросы самостоятельно.

И то, что Филарет оправдал Арсения Глухого и Ивана Наседку, по сути дела, узаконило келейный порядок исправления церковных книг.

Какой национальной катастрофой обернется это уже в следующем царствии, мы еще будем говорить. Пока же скажем, что сделано это было Филаретом не из соображений гуманности, а из-за тяготения Романовых все к тому же немецкому порядку.

Ведь если и было что-то, что не поддавалось жесткому зарегулированию, то это православие Святой Руси. Ни на миллиметр не отступая от догматики, православная жизнь на Руси сохранила в своих обрядах своеобразие, которое чрезвычайно раздражало приезжающих за милостыней иерархов восточных Церквей…

Повторим, что мы не обвиняем Филарета в том преступлении, которое было совершено его внуком, царем Алексеем Михайловичем. Он только сделал лишь самые первые шаги в этом направлении, и шаги эти сами по себе никакой опасности не представляли.

Филарет, например, упорядочил и регламентировал те церковные праздники и торжества, которые совершались в Москве при участии самого патриарха и царя. Речь в составленном Филаретом Уставе шла, помимо важнейших праздников, о престольных праздниках главных московских церквей, праздниках в честь Московских святителей, московских крестных ходах. Судя по тому, что замечания Устава иногда сводились к краткому упоминанию, откуда и куда совершается крестный ход, а иногда довольно подробно определяли все патриаршее священнослужение, описывали, как встречал патриарх царя и что говорил ему, можно не сомневаться, что описанные в Уставе чины и порядки постепенно вводились еще при прежних патриархах…