Джон Пендлтон задумчиво наморщил лоб, взглянул на Джимми, как бы не решаясь что-то сказать, а потом всё-таки заговорил:

— Я знаю, что ты хочешь видеть Поллианну, и не осуждаю тебя. Но мне кажется, что ты должен сначала ехать прямо к миссис Кэрью и захватить вот это, — и он похлопал по бумагам, лежащим перед ним.

Джимми сдвинул брови и задумался.

— Хорошо, я поеду, — решительно согласился он.

— Если ты не возражаешь, я бы поехал с тобой, — предложил Джон Пендлтон с излишней небрежностью. — У меня… у меня есть свои соображения, по которым я хотел бы увидеть… твою тётю. Ты думаешь, мы сможем поехать сегодня в три часа?

— Прекрасно! Поедем! Нет, что за чудеса! Я — Джеми! — восклицал молодой человек, вскочив на ноги, и беспокойно бегая по комнате. — Интересно… — он остановился и по-мальчишески покраснел. — Вы думаете, тётя Руфь будет недовольна?..

Джон Пендлтон покачал головой. Прежняя угрюмость появилась в его глазах.

— Едва ли, мой мальчик. Я думал про себя. Если ты её племянник, куда мне-то деваться?

— Вам? Вы думаете, кто-нибудь может отстранить вас? — пылко возразил Джимми. — Вам беспокоиться не надо. И она не будет против. У неё есть Джеми, вы знаете, и… — он остановился и с изумлением посмотрел. — Ну и дела! Дядя Джон! Я забыл про Джеми. Для него это будет так тяжело!

— Да, я уже подумал об этом. Он законно усыновлён, правда?

— О да, но это не то. Если он узнает, что он не настоящий Джеми, да ещё с этими несчастными ногами… Дядя Джон, это просто убьёт его! Я слышал, он говорил. Да и Поллианна с миссис Кэрью говорили мне, как он уверен и счастлив. Я не могу отнять это у него… Что же нам делать?

— Не знаю, сын.

Опять воцарилась долгая тишина. Джимми снова начал нервно ходить по комнате. Неожиданно его лицо просветлело.

— Есть выход, я так и сделаю! Миссис Кэрью согласится. Мы просто не скажем! Мы никому не скажем, кроме миссис Кэрью и… Поллианны с тётей. Им я должен сказать, — убеждённо добавил он.

— Конечно, мой мальчик. А что до остальных… — Джон Пендлтон сделал паузу.

— Да, да! Это никого не касается.

— Но запомни, ты всё-таки кое-чем жертвуешь. Я хочу, чтобы ты хорошо всё взвесил.

— Взвесил? Я всё взвесил. Это — ничто, когда Джеми на другой стороне весов. Я просто не смогу его так огорчить.

— Я не осуждаю тебя, ты прав! — сердечно сказал Джон Пендлтон. — Мало того, я верю, что миссис Кэрью с тобой согласится, особенно теперь, когда она будет знать, что настоящий Джеми нашёлся.

— Она всё время повторяет, что где-то меня видела, — усмехнулся Джимми. — Во сколько отправляется этот поезд? Я готов.

— А я — нет, — засмеялся Джон Пендлтон. — К моему счастью, он не уйдёт, по крайней мере, ещё несколько часов, — закончил он, поднимаясь и уходя из комнаты.

В чём бы ни выражались приготовления Джона Пендлтона к отъезду, одно можно сказать — они были торопливыми и открытыми, если не считать двух вещей. Исключение составляли два письма, одно из которых было адресовано Поллианне, другое — миссис Чилтон. Оба эти письма с осторожными и точными инструкциями он вручил Сьюзен, служанке, которая должна была отнести их после того, как они уедут. Но об этом Джимми не знал. Путешественники приближались к Бостону, когда Джон Пендлтон сказал Джимми:

— Мой мальчик, я хочу просить тебя об одном одолжении, вернее — о двух. Мы ничего не будем говорить миссис Кэрью до завтрашнего вечера. И второе — ты позволишь мне пойти первым и быть твоим… посланником. Ты сам не появишься на сцене… до четырёх часов. Согласен?

— Ну конечно! — ответил Джимми. — Не только согласен, а просто в восторге. Я всё думал, как же я смогу разбить лёд, и рад, что кто-то за меня это сделает.

— Прекрасно! Тогда я постараюсь поговорить с твоей тётей по телефону завтра утром и назначить встречу.

Верный своим обещаниям, Джимми не появлялся в доме Кэрью до четырёх часов. Даже и тогда он неожиданно почувствовал такое смущение, что дважды прошёл мимо, пока набрался храбрости подняться по лестнице и позвонить. Однако в присутствии хозяйки он быстро пришёл в себя. Она легко и быстро помогла ему освоиться и очень тактично поставила всё на свои места. Конечно, было немного слёз, несколько бессвязных восклицаний; даже Джон Пендлтон торопливо протянул руку за платком. Но скоро восстановилось внешнее спокойствие, и только нежный свет в глазах миссис Кэрью и невыразимое счастье, отражавшееся на лицах Джимми и Джона Пендлтона, напоминали о чрезвычайном происшествии.

— Я думаю, по отношению к Джеми это так мило с твоей стороны, — немного помолчав, воскликнула миссис Кэрью. — В самом деле, я должна называть тебя Джимми, да и мне так больше нравится. Конечно, ты прав. С моей стороны я тоже кое-чем жертвую, — продолжала она со слезами. — Ведь я с такой гордостью представила бы тебя миру как своего племянника…

— Конечно, тётя Руфь, я… — Джимми замолчал от короткого предупреждающего восклицания Джона Пендлтона. Он повернулся и в дверях увидел Джеми с Сэди. Лицо у Джеми было бледным.

— Тётя Руфь? — воскликнул он, переводя отчаянный взгляд с одного на другого. — Тётя Руфь! Ты имеешь в виду…

Кровь моментально отхлынула от лица миссис Кэрью, Джимми тоже побледнел, однако Джон Пендлтон небрежно проговорил:

— Да, Джеми, а что такого? Я собирался сказать вам, так что скажу лучше сейчас. — Джимми раскрыл рот и торопливо подался вперёд, но Джон Пендлтон взглядом успокоил его. — Несколько минут назад миссис Кэрью сделала меня счастливейшим человеком, ответив «да» на один мой вопрос. Джимми зовёт меня «дядя Джон». Почему бы не называть её тётей?

— Ох! О-ох! — воскликнул Джеми с нескрываемой радостью, пока Джимми под властным взглядом Джона Пендлтона едва удержался, чтобы не испортить всё своими восторгами. Вполне естественно также, что покрасневшая миссис Кэрью стала центром всеобщего внимания, и опасное мгновение миновало. Только Джимми слышал, как Джон Пендлтон немного позже шепнул ему на ухо:

— Видишь, я не собираюсь тебя терять. Теперь ты принадлежишь нам обоим.

Восклицания и поздравления ещё были в самом разгаре, когда Джеми с новым огоньком в глазах, без всякого предупреждения повернулся к Сэди.

— Сэди, скажем и мы! — провозгласил он, и, не обращая внимания на покрасневшее лицо невесты, сделал новое объявление. Даже он не смог подобрать нужных слов. Опять посыпались поздравления и восклицания, и все смеялись, пожимая друг другу руки.

Скоро Джимми стал смотреть на них с тоской и даже с горечью.

— Вам хорошо, — пожаловался он. — Вы все обрели друг друга, а вот куда мне деваться? Если бы одна молодая леди была здесь, то я тоже мог бы кое-что объявить вам.