Внезапно послышались выстрелы, и манифестанты стали падать. Зрители впрямую наблюдали на телеэкранах, как гибнут их соотечественники, камеры не скрывали кошмарных деталей – из пулевых отверстий вместе с кровью вытекала мозговая масса. Снайперы из лагеря оппозиции вели стрельбу с крыш зданий. Вина за эти убийства будет возложена потом на правительство, которое якобы жестоко расправилось с участниками мирной манифестации. Чависты хаотично отвечали на действия протестующих. Число погибших росло.

Как у Маурисио, так и у Эвы дел сразу прибавилось. Ни он, ни она ничего подобного не ожидали, однако оба среагировали мгновенно – мобилизовали своих подручных и всеми средствами старались повернуть в выгодную каждому сторону результаты социального взрыва. Оба чувствовали, что вплотную столкнулись с неведомыми силами. И эти силы не переставали их удивлять.

Президент закончил свое обращение к нации и отдал приказ войскам восстановить на улицах порядок. Но армия была глуха к его приказам и больше не желала подчиняться Чавесу. Мало того, по телевидению выступил один из генералов и объявил от лица всех военных:

– Мы не признаем нынешний режим и власть Уго Чавеса. – Что? – Уго был поражен. Его близкие друзья военные его предали!

Позднее, уже ночью, возмущение его достигло крайних пределов, когда ему позвонили представители коалиции оппозиционных сил: Чавесу давалось десять минут – или он сдается, или по дворцу откроют артиллерийский огонь.

– Со мной они не поступят так, как с Альенде. Я им не Альенде! Не Альенде! – заорал Уго, чувствуя, что находится в песочном замке.

Он больше не был курсантом, который когда-то участвовал в театральных постановках и пел в студенческом хоре. Теперь он чувствовал себя в роли поверженного героя.

Фидель, словно вездесущий бог, позвонил ему в самый решающий момент.

– У нас нет времени на долгие разговоры, Уго, – сказал он. Потом спросил, сколько у него солдат, сколько оружия, где находятся солдаты и где хранится оружие. Фидель прикидывал, можно ли отбить атаку. – Вот что я скажу тебе напоследок: не делай из себя жертву, история на сегодняшнем дне не заканчивается.

Четыре часа утра. В центре Каракаса уже нет ни чавистов, ни снайперов. Родственники погибших пытаются осознать, что произошло. Министры и депутаты ищут убежища в посольствах или прячутся в домах у друзей. Президент сдается генералам-путчистам, захватившим дворец, а заодно и власть – такую переменчивую и желанную для всех. Автомобиль увозит пленника.

Утром Венесуэла проснется другой страной.

Не одного только Чавеса путч застал врасплох. Последние события изумили и выбили из колеи всех его министров, друзей, родственников и государственных чиновников. Всем им пришлось срочно искать убежища, спасаясь от разъяренных хиляков.

Сразу после переворота отряды разгоряченных мятежников решили, что многие высокопоставленные представители власти скрылись в посольстве Кубы, поэтому здание окружили, разгромили стоявшие рядом машины, отключили свет и воду, разбили камеры наблюдения, стали швырять на территорию посольства коктейли Молотова и готовились взять его штурмом.

К тому времени внутри оставалось семнадцать кубинских дипломатов, и почти все они были на самом деле опытными сотрудниками G2. Кубинцы принялись уничтожать документы и шпионское оборудование, а также прятать оружие. Они решили защищать посольство до последней капли крови. Кроме того, эти люди были хорошо обучены и знали, как себя вести в непредвиденных обстоятельствах. В течение следующего дня кубинцы сквозь щели в шторах наблюдали за поведением десятков античавистов и слышали лозунги, которые те выкрикивали, размахивая плакатами и флагами: “Нет коммунизму!”, “Нет кастризму!”, “Нет чавизму!”

– Чавес – не представитель нашего народа. Чавес – представитель Фиделя Кастро! – кричал в мегафон какой-то мужчина, стоя перед посольством.

На него были направлены камеры съемочной группы Моники Паркер, которая разослала репортеров по всему городу: не только сюда, к посольству Кубы, но и ко дворцу Мирафлорес и к адвокатской конторе Эстевеса.

– Венесуэла никогда не будет коммунистической! – кричал другой оратор.

– Нет – кубанизации образования! – скандировала женщина.

– Они хотят заставить нашу молодежь жить по кубинским правилам – чтобы дети доносили на своих родителей, если те что-то говорят против правительства! – возмущался следующий.

Лучшие агенты ЦРУ внимательно наблюдали за происходящим. Из Вашингтона Эва получила долгожданные и весьма четкие указания:

Через два дня после начала “жарких событий” поздней ночью Фидель Кастро сам связался по телефону с рядом глав латиноамериканских государств. Он просил их вмешаться, признать, что в Венесуэле совершен государственный переворот, и потребовать защиты кубинского посольства и в первую очередь дипломатов, которые там находятся.

Кастро с облегчением услышал, что переворот воспринимался как незаконный и мятежники вряд ли могли рассчитывать на международную поддержку. Вскоре к нему стали поступать новые сведения: среди военных и некоторых руководителей путча царит растерянность, кое-кто из них тоже начал искать, куда бы скрыться. Иными словами, роли постепенно менялись. Семидесяти двух часов хватило, чтобы преследователи превратились в преследуемых. Победители – в беженцев.

Жаркий карибский ветерок гуляет по небольшой комнате с белеными стенами и обдувает фигуру человека, который лежит на кровати в позе зародыша и беззвучно плачет. Враги арестовали его и привезли на Ла-Орчилу, далекий остров, где стоит всего один небольшой гарнизон военно-морских сил. Уго понимает, что это конец его политической карьеры, конец всех мечтаний и, возможно, конец жизни.

“Я снова оказался в тюрьме, – говорит он себе, – десять лет спустя и по той же причине – потому что хранил несокрушимую верность моему народу”.

Он растерян, сломлен. Как такое могло случиться? Как он мог проглядеть, что военная верхушка готова его предать? “Трусы! Изменники!” – шепчет Уго. Однако он, хоть и раздавлен депрессией, все еще остается президентом страны. Чавес видит перед глазами воображаемые картины: ему является его отец Боливар и с мрачным видом пытается подбодрить: “Если моя смерть поможет укрепить единство… я без ропота сойду в могилу”[25]. Еще один герой Чавеса – Фидель Кастро – тоже возникает перед его мысленным взором. Фидель требует: “Не сдавайся, Уго, не сдавайся! Ты должен завершить дело Боливара!”