В зарождении и становлении этих традиций большую роль играли первые профессора университета и в первую очередь ученик Ломоносова Николай Поповский.

Краткие биографии Поповского, помещенные в различных изданиях XVIII и XIX века, говорят о нем только как о поэте и переводчике и ограничиваются перечислением внешних фактов его биографии, Наиболее полная из этих биографий, написанная Шевыревым, наряду с фактическими ошибками содержит грубую фальсификацию мировоззрения и деятельности Поповского. Шевырев изображает его автором торжественных од и речей, ратовавшего за союз науки с религией и восхвалявшего существовавший тогда строй[436]. В работах по истории русской литературы XVIII века, появившихся в советское время, вскользь говорится о Поповском, как о поэте ломоносовской школы, но и в них содержится немало фактических и методологических ошибок[437]. В оставшейся неопубликованной докторской диссертации Л. Б. Модзалевского[438] собран большой материал о пребывании Поповского в Академии Наук, установлен ряд важных фактов его биографии и сделан ряд правильных выводов о его мировоззрении. Однако деятельность Поповского в Московском университете и ее значение показаны Модзалевским совершенно неудовлетворительно, так как при решении этих вопросов он основывался в значительной степени на работе Шевырева. Кроме того, Модзалевский рассматривает вопрос в чисто литературном плане. Об этом уже говорит название главы: «Ломоносов и его ученик Поповский (о литературной преемственности)». В работах М. Горбунова, В. Бобровниковой, Н. Пенчко и И. Щипанова содержится хотя и неразвернутая, на в целом правильная оценка деятельности Поповского. Вполне понятно, что авторы этих работ, посвященных другим вопросам, не ставили перед собой задачи дать всестороннюю характеристику деятельности Поповского[439].

Биографические данные о Поповском весьма скудны. Неизвестен даже год его рождения. Н. И. Новиков, а за ним и все последующие биографы Поповского считают, что он родился в 1730 году[440]. В то же время Тредиаковский в своем рапорте академической канцелярии в марте 1748 года указывал, что Поповскому в это время было 22 года, а в отзыве, составленном 30 января 1753 года, говорится: «от роду ему 25 лет»[441]; Штелин называл его украинцем, но в действительности он был «москвичем, сыном Никиты Васильева, попа в церкви Василия Блаженного»[442].

Весной 1748 года по требованию Ломоносова несколько студентов Славяно-греко-латинской академии были направлены в университет при Академии Наук. В их числе был и Николай Поповский. Эти студенты оказались в несколько более благоприятных условиях по сравнению со студентами предыдущих наборов. К этому времени в академии уже было несколько русских ученых, стремившихся наладить работу академического университета.

Ломоносов проэкзаменовал присланных студентов и нашел, что 17 из них, в том числе и Поповский, достаточно подготовлены, «так что на академические лекции… могут быть допущены»[443].

Уже к концу года Поповский проявил явную склонность к гуманитарным наукам. Он значился в числе лучших студентов по «российскому стилю, истории и латинским авторам», а 5 мая 1750 года подал в канцелярию академии доношение о том, что хочет посвятить себя изучению философии[444].

В конце 1750 года Ломоносов сделался непосредственным руководителем занятий Поповского, который слушал его лекции, изучал литературу и философию, выполнял по его заданиям и под его руководством различные литературные и научные работы. Начиная с 1751 года, Ломоносов в отчетах, представленных в канцелярию академии, регулярно писал о своих занятиях с Поповским[445]. Как в официальных отчетах, так и в письмах к И. И. Шувалову Ломоносов с радостью отмечал блестящие успехи своего ученика. Уже в мае 1751 года он одобрительно отозвался о его стихотворении «Зима». Если год назад Миллер и Фишер пытались представить его весьма посредственным учеником, то после экзамена 21 мая 1751 г. и они вынуждены были признать, что Поповский «в словесных и философских науках такой опыт искусства оказал, что все вопросы изрядно ответствовал, а сверх того и собственного сочинения стихи на российском и латинском языках, которые с немалою его похвалою читаны» (заслуживали похвал. — М. Б.).[446]

Конференция признала его достойным продолжать обучение с тем, чтобы со временем «быть ему стихотворцем или оратором Академии». В 1752 году Поповский сочинил оду ко дню коронации Елизаветы и перевел оду Горация. Ломоносов высоко оценивал эта работы Поповского. «А в последних месяцах минувшего 1752 г. подал он мне свой перевод Горациевых стихов о стихотворстве (ars poetica) и некоторых од, который так хорошо сделан, что напечатания весьма достоин… Того ради Канцелярия Академии наук да соблаговолит оные напечатать, а помянутому студенту Поповскому сделать отличное одобрение от прочих награждением ранга и жалованья: ибо он уже ныне в состоянии искусством своим в чистоте российского штиля и стихотворства приносить Академии наук честь и пользу»[447], — писал Ломоносов. В марте 1753 года этот перевод был издан академией в количестве 600 экземпляров.

Ломоносов поручил Поповскому перевод философской поэмы английского поэта Александра Попа «Опыт о человеке». Поповский напряженно работал над ее переводом и в феврале 1754 года закончил его. Пересылая этот перевод Шувалову, Ломоносов писал:

«В нем нет ни единого стиха, который бы мною был поправлен». Считая, что выполненная работа свидетельствует не только о способностях, но и о научной и поэтической зрелости Поповского, Ломоносов писал: «Я весьма опасаюсь, чтобы его в закоснении не оставили. Он давно уже достоин произведения. Ныне есть место ректорское в гимназии… которое он весьма способно управлять может, зная латинской язык совершенно, и при том изрядно разумея греческой, французской и немецкой; а о искусстве в российском сей пример об нем свидетельствует… Ш[умахер] хотя кажет вид, что тоже хочет делать, однако отнюдь верить нельзя, и больше чаю, противное сделать намерен.»[448].

Добиваясь назначения Поповского ректором академической гимназии, Ломоносов старался помочь своему ученику и единомышленнику и одновременно с тем поставить во главе гимназии человека, который смог бы вывести ее из тупика. Он снова и снова обращался с просьбами о том, чтобы Поповского поощрили «чином и жалованием» и «квартирою… чтобы он с хорошими людьми обращаясь, привык к пристойному обхождению»[449]. Его опасения были не напрасны, ему так и не удалось добиться ни напечатания в академии перевода «Опыта о человеке», ни назначения Поповского ректором гимназии.

Когда в сентябре 1752 г. было решено напечатать стихи Поповского и произнесенную им речь, то они были направлены на отзыв Тредиаковскому. Отзыв Тредиаковского содержал грубые выпады не только против Поповского, но и против Ломоносова. Тредиаковский писал о «погрешностях», которые повторяют постоянные «ошибки» Ломоносова в стихосложении