Пэгги игриво посмотрела на него и сказала:

– Ты на террасе говорил что-то интересное про расследование…

– Угу, – буркнул в ответ Ричи. – Но это уже неважно.

– Я тоже так думаю. Все это уже неважно. Извини, что так получилось. – Кошка фыркнула. – Просто… Просто… Да, просто так получилось, и все. Но я думаю, ты и сам понимаешь, что у нас все равно бы ничего не вышло. У меня есть статус, который я не могу терять. А с Байрамом!.. Ну, во-первых, его чисто по-кошачьи надо поддержать. А во-вторых, он и в самом деле выгодное приобретение для современной кошки. Ты не обижаешься?

– Нет, – ответил Ричард. – Не на что мне обижаться.

– Вот и славненько. Приглашаю на свадьбу! Для тебя будет отведено самое лучшее место, рядом с молодыми! Придешь?

– А как же Мурчелла? – спросил котектив, стараясь глядеть в другую сторону.

Красивая она была, эта чертовка Пэгги. Пахло от нее чарующе, маняще.

– Ричард, давай будем реалистами. Она погибла в закоулках Птичьего рынка, потому что мы не принесли туда когтеточку. Или, во что я больше верю, моя подружка нашла общий язык с этим Хураем или как там его. Она кошечка видная, ласковая. Думаю, все у нее сложится. Да и у тебя тоже! Чего ты насупился?

– Я не насупился.

– Если так, то поцелуй меня. Давай останемся друзьями! Хорошо?

Ричард неуклюже лизнул Пэгги в щеку. Она ответила ему тем же.

– Ждем на свадьбу! – мяукнула кошка, улыбнулась и пошла прочь по тротуару.

Ну и что дальше? Дело закрыто или нет? Кто писал записки, устроил недавнее нападение? Кому была нужна эта дурацкая когтеточка?

Ричард сделал крюк, вернулся назад и снова залез на крышу в поисках странного бандита, которого только что так бездарно проворонил. Следов крупного кота там было множество. От них почему-то разило лекарствами двуногих, словно это был не кот, а одна огромная аптечка.

Во всем этом виделся четкий ответ, но на какой вопрос? Может быть, завтрашний день прольет хоть немного света на эту запутанную историю?

Ричард побрел домой, надеясь, что теперь-то уже с ним ничего не случится. Но когда он проскользнул сквозь окошко в подвал, его снова ждал сюрприз.

Его двуногий провел несколько дней без любимого кота. Видимо, он не мог перенести одиночества и привел в подвал – кого бы думали? – человеческую самку в платье ядовитого красного цвета!

Ричард проник за окно ровно в тот момент, когда его писатель вдруг затрепетал, сжался и начал говорить тонким, дрожащим голосом, как тенор Муха:

– Обычные женщины любят только богатых и плохих. Ты понимаешь меня? – Он прижал лапу самки к губам. – Но не ты! Я вижу, что ты умеешь любить, можешь понять тонкую, нервную, исстрадавшуюся душу, которой нужно так мало. Всего лишь поддержка в тот момент, когда отступать некуда! Когда впереди только падение, а позади – отчаяние!

– Милый, ну что ты!.. – промямлила двуногая, а писатель продолжал:

– Все предали и продали! Никто не понял, не поддержал, только ты! Еще вот он, мой верный друг – кот Ричард! Кто оценит мой талант, выслушает трепещущее сердце? Кто примет мою любовь, от которой я сгораю, потому что никого не могу напитать ею?

Ричи с неудовольствием отметил, что писатель накрыл столик скатертью из простыни, поставил на него свечку, два бокала и бутылку французского вина! Это автоматически означало, что следующую неделю им обоим придется есть самый дешевый корм.

– Я запутался, сломался, каждый день бьюсь головой об эти кирпичные стены. Только свет твоих прекрасных глаз выведет меня из тьмы.

Ричард посмотрел в другую сторону и увидел, что писатель вывалил из клетчатой сумки всю свою тяжелую артиллерию. Это был десяток изданных книг и куча глянцевых журналов с рекламой тех времен, когда двуногий работал креативным директором рекламного агентства. Пошло в ход даже оружие последнего шанса: толстый альбом, где были собраны его лучшие фотографии, сделанные в очень красивых местах, рядом с самыми известными актерами.

– Я прочитаю свое, крайнее, – сказал писатель, пытаясь унять дрожь в руках, сжимающих бокал.

Что ты нашла во мне, красивая москвичка?

Богатства не бывает от стихов.

Я часто напиваюсь в электричках

И пахну запахом чужих духов.

Я никогда не дам тебе подарков,

Как тот полковник или депутат.

Зато со мной бывает очень жарко,

В сравнении замерзнет даже ад!

Со мной счастливой никогда не будешь

И бросишь жизнь на чашечки весов.

Зачем же ты глаза мои целуешь,

Зеленые от пензенских лесов?

Сдавай, москвичка, дедовы квартиры

Для тех, других, лимитчиков-лохов,

На секс со мною в разных точках мира

И на чернила для моих стихов.

Мы оба знаем, что настанет вечер,

Когда счастливая ты забежишь домой.

Но света нет. Зовешь – я не отвечу,

И не увидимся мы никогда с тобой.

Люби меня, ведь завтра будет поздно,

Пока плывут ночные облака.

Давай тебе я лучше вытру слезы.

Не плачь, москвичка, я с тобой пока!

Ричи зачарованно слушал красивый баритон своего двуногого. Он знал это стихотворение и очень его любил. Писатель читал трепетно, сильно. Глаза его наполнились слезами, в которых отражалась вся прошедшая жизнь – хорошая, интересная, но, увы, оставшаяся позади. Он смотрел в старый потолок, словно пытался, но не мог увидеть в его трещинах выход из темного лабиринта.

А мясистая самка только делала вид, что внимательно слушала. Она сидела с ногами на постели, застланной новым бельем, на котором были нарисованы маленькие мышата, и тайком от писателя перелистывала глянцевые журналы, смотрела рекламу красок для волос, одежды, часов и косметики.

– Поздно уже, – прервала самка писателя, который достиг самого трепетного, дрожащего тона. – Надо такси вызывать. Или ты меня на метро отправишь?

Писатель сник и сел на стол.

– А разве?.. Да, на такси, конечно. – Он полез в пальто якобы за телефоном, а на самом деле суетливо перебирал купюры, лежащие в бумажнике.

– Тут не берет, лучше выйти, – сказал двуногий сдавленным голосом. – А еще лучше до стоянки дойти. Она рядом.

– Да? Ну давай дойдем.

«Драная сучка!» – подумал Ричи, метнулся в угол, сунул лапу в здоровую щель и ловко извлек оттуда маленького мышонка.

Грызуны боялись котектива: они не бегали по подвалу и не воровали пищу, а гуманный кот не охотился на них ради развлечения и удовлетворения низменных инстинктов: двуногий кормил его исправно, а приключений и так хватало. Но сейчас был экстренный случай.

– Я тебя не трону, – прошипел Ричи в мордочку мышонка и запихал его в сумочку двуногой, оставленную на полу.