– И в этом и была проблема?!

– Почему нет? Ее родители вполне могли бы затеять против Сен-Клеров крупный судебный процесс о совращении. Был бы скандал. Скандал бы, конечно, погасили, но Сен-Клеру-старшему это обошлось бы в кругленькую сумму.

– Запад... Дикие люди. Ты ее видела?

– Его девушку?

– Да.

– Мельком.

– Ну и как?

– Стриженая, голенастая. В художественно изорванных шортах и майчонке.

– Она местная? Англичанка? Американка? Немка?

– Не знаю. Но белая. Не азиатка и не афроамериканка.

– Послушай, а она не...

– Нет. Это не Арбаева.

– Хороша собой?

Даша пожала плечами:

– Так. Длинноногая. Самоуверенная. А в целом... Нелепое создание, как все молодые.

– Завидуешь?

– Ничуть. Мне уже было семнадцать, и ничего путного из этого возраста я не вынесла.

– Сен-Клер был падок на «клубничку»?

– Не знаю. Мы не настолько были с ним близкими друзьями, чтобы он откровенничал. Но...

– Но?

– Скорее нет, чем да. Он был очень серьезный молодой человек.

– Так что мешало «очень серьезному молодому человеку» снять хибару самому? А не вовлекать тебя в сомнительное и в целом – глубоко личное дело?

– Не знаю. Я не стала выпытывать.

– Но догадки какие-то у тебя есть?

– Есть. Человек он был... приметный. Едва бы он снял номер или бунгало для встреч, это непременно сделалось бы известным его родственникам. И прежде всего отцу. Полагаю, этой известности Эдгар и избегал.

– У него в семье в ходу пуританские строгости?

Даша помолчала, сказала:

– Если бы это было просто ничего не значащее знакомство... Впрочем, одну причину, по которой старший никак не одобрил бы поведения Эдгара, я тебе назвала. А вторая... Мне показалось, у Эдгара по отношению к девушке были весьма серьезные намерения. По крайней мере, он был влюблен не на шутку. И боялся, что его отец найдет способ отослать его с Саратоны. Или помешать их встречам иным способом.

– Эдгар был настолько подчинен отцу?

– Не знаю. Но ведь Сен-Клеры по-своему монархи. Финансовые. И браки в их семье происходят исключительно по династическим соображением.

– Его Величество Капитал.

– Да. Но сам Эдгар был совсем не в папу. По-моему, отцовская воля тяготела над ним всю жизнь, как призрак над Гамлетом.

– А девушка?

– Что – девушка?

– Она отвечала Эдгару взаимностью?

– Полагаю, да. А там – кто ее знает.

– Откуда она взялась?

Даша пожала плечами.

– Случаем, не из пенатов «Замка снов»?

– Этого я не знаю. Но вела себя она совершенно свободно и раскованно. По крайней мере, при мне.

– Вы сумели поболтать?

– Так, перекинулись парой слов.

– На каком языке велся разговор?

– На английском. Ну да, она говорила на хорошем английском... с едва уловимым акцентом.

– Какой был акцент?

– Не американский точно. Я сама так говорю, потому американский просто не заметила бы. И не австралийский – он уж очень заметен. Хороший, правильный английский. На таком даже лондонцы сейчас не общаются.

– Следовательно, она не англичанка.

– Почему? Может, из Шотландии или из Новой Зеландии. Не знаю. Я не филолог.

– Как она выглядит?

– Я же тебе сказала: как все семнадцатилетние.

– Брюнетка, блондинка, шатенка? Коса, стрижка? Волосы окрашены, мелированы, уложены, распущены?

– Волосы светлые, но не блондинка. Скорее – русая. И очень загорелая. И – глаза. Ну да: глаза у нее действительно красивые. Цвета моря.

– Синие?

– Ясные. И большие. Ладно, что я буду... Красивая девчонка.

– Понятно. А все-таки, почему ты решила помочь Сен-Клеру?

– Он попросил.

– Но вы же не были близкими друзьями.

– Мы знакомы уже лет восемь и всегда мило общались. Да и...

– И?

– Мне всегда было немного жалко Эдгара. Он живет навязанной ему жизнью. Которой тяготится.

– Жил. И тяготился.

– Ну да.

– Настолько, что мог покончить с собой?

– Так ты думаешь?..

– Ничего я не думаю.

Мысль была простой и оттого неуместной: а что, если все мои построения – бред, и Сен-Клер действительно был неуравновешенный субъект? И утонул совершенно сознательно? Утопился от несчастной любви? Да к тому же – желая стать частью океана? «Не хочу я быть вольною царицей, хочу быть владычицей морскою...»

– Послушай, Даша, он посещал «Замок снов»?

– Не знаю. Но я знаю одно: он вовсе не стремился к самоубийству. Он просто желал покончить с той жизнью, которой жил и которая ему опостылела.

– Большинство самоубийц таковы. Они верят, что не кончают с жизнью, а просто переходят в иную.

– Может, так оно и есть?

– Сомневаюсь.

– Одно я знаю точно: родственники устроили ему жизнь, которой он вовсе не желал.

– Родственники – это отец?

– Да и тетушка.

– Я встречался с герцогиней Аленборо. Она показалась мне милой старушкой. Весьма здравомыслящей и не очень счастливой.

– Старики часто милы в общении с малознакомыми людьми: они желают, как и дети, на всех производить хорошее впечатление. А вот с близкими порою – или слепцы, или тираны. Впрочем, как большинство родителей: любят детей не для них, а для себя.

Девушка подошла к окну, раздвинула штору.

– Утро. Ты прав: этой ночью мы уже не умрем. Она стала прошлым. – Задумалась на секунду, закончила: – Вот только прошлое живет столько, сколько его помнят. И тем – является настоящим. И – определяет будущее.

Чтобы обрести будущее, нужно успеть в настоящем. Поэтому машину я гнал как ненормальный. А кто в этом мире нормален? В тайниках и закоулках всякой души – потемки, и порой там запрятано столько, что...

Со мною девушка ехать отказалась, как только я сказал, что намереваюсь посетить «Замок снов».

– Я не помню, в какой особняк меня возили. Совершенно не помню. И не смогу сама ни найти, ни дорогу указать.

– Значит, встретимся с Люси Карлсон в ее офисе. Сиречь – цитадели порока и психоана-лиза.