…Из Серпухова мы выехали поздно… За темными окнами лежала холодная осенняя ночь…

Теперь останавливались часто. Вагон отцепляли на станции, к командующему сектором приходили члены ревкомов и представители местных военных властей. Все были небриты, с ввалившимися щеками, с глазами, запавшими от бессонницы.

Вопросы решались быстро. Круг их был чрезвычайно широк. Речь шла о переправах (все переправы на реках надо было подготовить к уничтожению) и о бывших помещиках, которые в последнее время появлялись как из-под земли. В руках у них были добываемые неведомо откуда грамоты, согласно которым им поручалась охрана их поместий как „памятников старины и искусства“. Командующий сектором утверждал постановления ревкомов о том, чтобы всех объявившихся помещиков арестовать и заключить в лагеря для принудительных работ, а в случае сопротивления — расстреливать на месте.

Много внимания уделялось созданию мелких партизанских отрядов.

— Предупреждаю вас, товарищи, — говорил командующий сектором, — что эти отряды, которые сильны своим множеством и подвижностью, ни в коем случае не должны сливаться и раздуваться в малоподвижные крупные отряды, требующие совершенно иных условий формирования и обучения.

Иногда командующего сектором вызывали к прямому проводу. Из-под быстро постукивающего телеграфного аппарата ползла бумажная лента, покрытая буквами…

…Командующий сектором производил проверку боевой и тактической подготовки формирующихся в секторе стрелковых дивизий. В их составе было много дезертиров — как добровольно явившихся (их сразу можно было узнать по неловкой старательности, которую они вкладывали во все, что делали), так и приведенных насильственно (эти выделялись расхлябанными движениями и безразличным, тупым взглядом).

Значительную часть пополнений составляли только что мобилизованные крестьяне старших возрастов, послужившие уже в солдатах, нередко намыкавшиеся в германском плену…

Вот они проходили перед командованием — с винтовками на ремне, кто в солдатской папахе, кто в старой шапке, иные в лаптях, иные даже босиком… Приближаясь к начальству, они подтягивались, четко печатали шаг и на приветствие командующего сектором многие отвечали: „Рады стараться… ваше…“

Самым больным вопросом было снабжение… Но что могли поделать несчастные снабженцы, когда им приносили длиннейшие списки, в которых чего-чего только не было: пулеметы, патроны, винтовки, рубахи суконные, рубахи нательные, брюки, телогрейки, портянки, сапоги, обмотки, ботинки, шинели, ремни поясные, ремни винтовочные, мешки вещевые, мешки сухарные, сумки патронные, двуколки одноконные, двуколки парные патронные, уздечки, упряжь, седла вьючные, седла кавалерийские — и еще десятки наименований.

Воевать без всего этого было невозможно. Невозможно, но до́лжно, ибо достать было неоткуда…»[113]

…Гусеву пришлись по душе слова Сергея Сергеевича Каменева: «Только удачное сочетание коммуниста и генштабиста дает все сто процентов командования». Главком имел в виду сочетание двоих. А Гусев толковал и по-иному: быть одному в двух лицах. Человек с большим жизненным опытом — ему вот-вот исполнится сорок шесть, — партиец-подпольщик, он стал не только политработником крупнейшего масштаба, но и незаурядным знатоком военного дела. Помогла, конечно, и совместная работа с В. И. Шориным, С. С. Каменевым — они учились у комиссара, он учился у командующих…

Огромное влияние оказала на Сергея Ивановича военная деятельность Ленина, особенно когда Гусев непосредственно соприкасался с ним, работая в РВСР.

Командуя сектором, Гусев оставался членом РВС не формально, он продолжал руководить и действиями фронтов, особенно Южного.

Так, вместе с С. С. Каменевым 27 сентября он подписал сообщение командюжу за № 4579/оп об успешных действиях частей 8-й армии, а 7 октября оба они отдали директиву о ликвидации конных корпусов Мамонтова и Шкуро. 9 октября Гусев скрепил приказ главкома № 4828/оп о наступлении Южного на орловском направлении.

…Снова и снова командующий Московским сектором Гусев объезжал огромный свой район. Несколько раз побывал он в Туле.

Судьба этого города очень беспокоила В. И. Ленина: здесь была основная база вооружения Красной Армии. Кроме того, в случае захвата противником Тулы отсюда открывался прямой путь на Москву. Особенно тревожной сделалась обстановка, когда 13 октября деникинцы заняли Орел.

15 октября на заседании Политбюро ЦК партии с участием Ленина обсуждался вопрос о положении на фронтах. Приняли ряд мер военно-политического и стратегического характера: Тулы, Москвы и подступов к ним, Петрограда — не сдавать, составить план мобилизации добровольцев для обороны Тулы, принять энергичные действия по улучшению политической работы в формируемых в Московском секторе обороны дивизиях…

Положение осложнялось тем, что, как выразился В. И. Ленин, «в Туле массы далеко не наши», и еще тем, что между местным ревкомом и созданным по распоряжению Гусева военным советом Тульского укрепленного района шли какие-то мелкие распри (довольно обычное для гражданской войны явление).

Сергей Иванович знал о письме Владимира Ильича, посланном тульским руководителям:

«Значение Тулы сейчас исключительно важно… Поэтому все силы надо напрячь на дружную работу… Крайне жалею о трениях ваших…»

Сравнительно недавно сам получив от Ленина основательную взбучку («…убеждаюсь, что наш РВСР работает плохо… Прямо позор!.. Надо сонный темп работы переделать в живой»), Гусев был настроен резко и воинственно.

Он прибыл в Тулу, собрал весь руководящий состав: председателя губкома РКП(б) и губисполкома, члена военного совета укрепленного района Григория Наумовича Каминского, его заместителя, члена губревкома Моисея Яковлевича Заликмана, военкома губернии Дмитрия Прокопьевича Оськина, членов военсовета Валерия Ивановича Межлаука (того самого, с кем вместе воевали в Свияжске) и Якова Христофоровича Петерса.

Прежде всего выяснилось, что разногласия между ними, о которых писал Владимир Ильич, вызваны то ли непониманием обстановки, то ли борьбою самолюбий.

— Как бояре себя ведете, — сердито сказал Гусев, — нашли время спорить, кому выше сидеть. Напоминаю: постановлением Совета Обороны Республики вся полнота власти возложена на ревкомы, военсовет укрепрайона занимается чисто оборонными мероприятиями. И наконец, в письме ЦК об отпоре Деникину говорится без обиняков: коллегиальность должна быть сокращена до минимума, дискуссии и обсуждения забросить до лучших времен. Как мне кажется, все сказано ясней ясного, надо кончать эти распри, в противном случае данной мне властью приму самые решительные меры.

Сергей Иванович побывал на учении рабочего батальона, провел собрание коммунистов города (зачитывал и разъяснял циркуляр ЦК партийным организациям), сменил двоих комиссаров, помня адресованные ему ленинские слова о том, что на этот пост надо ставить энергичнейших людей, а не сонных тетерь. Осмотрел оружейный завод и остался доволен: не простаивает, работает на полном ходу. Потребовал от руководителей обо всех неполадках докладывать ему лично: его всегда разыщут, где бы ни находился.

Тулу врагу не сдали!

А в Москве прошла — в конце октября — Неделя обороны, москвичи, прежде всего коммунисты, уходили на фронт, в рабочие дружины по защите столицы. Отправляли подарки бойцам РККА, оказывали помощь их семьям.

Вскоре москвичи узнали радостные вести: началось отступление белогвардейской армии Деникина, разгромлены войска