Потеряв Полли, она впервые в жизни по-настоящему почувствовала себя той самой калекой, которой ее обзывали жильцы в их доме, хозяева кондитерских, где она работала, да и просто люди в городе.

Никто не был добр к Китти, пока она не познакомилась с этой невероятной чудачкой из Льотомна. Полли Трикк не потешалась над ней из-за ее неловкости, старенькой одежды или громоздких роликов. Бабушка часто говорит, что Китти – страшно уродливое существо, но Полли так не считала. И даже почти переубедила саму Китти. Она была доброй. Слишком доброй и доверчивой для этого гадкого города.

Но Полли больше нет. Они убили ее. И кто-то словно откусил у Китти кусочек сердца.

Девушка почувствовала, как слезы накатывают на глаза.

– Я пыталась… пыталась тебя спасти. Ну зачем ты пришла? Уже ведь почти все получилось…

И это была правда. Бабушка поверила, что Полли поссорилась с Китти, и потому отказалась прийти на чаепитие. Да, грозная миссис Браун разозлилась из-за «бестолковости» внучки и из-за того, что «той ничего нельзя поручить», но зато Полли миновала ужасная судьба, которую приготовила для нее бабушка. Так наивно полагала Китти, пока Полли вчера не объявилась на пороге, а потом…

Перед глазами у девушки встали бледные встревоженные лица Джаспера и доктора Доу. Они искренне думают, что она отыщется! Нет уж, они плохо знают бабушку Китти. А Полли больше нет… ее отдали прабабушке…

Китти заплакала.

– За… зачем ты все испортила, Полли?

Вина и ненависть к себе разрывали ей грудь. Но не только они… Из горла вырвался судорожный кашель – она так и не сказала доктору, что болезнь, поселившаяся в этом доме, добралась и до нее.

Откашлявшись, Китти почесала шею. Прямо под кожей в горле будто бы застряло перышко от подушки. И перышко это едва ощутимо смещалось и кололось, стоило ей сделать вдох или выдох.

– Да что же это такое?!

Китти подкатила к кровати и достала из-под нее небольшую жестяную коробку с потертым изображением балерины на крышке. Из жестянки она достала надтреснутое зеркальце и, задрав голову, попыталась разглядеть, что там на шее такое.

На шее ничего не было – лишь то место, которое она чесала, покраснело. Неприятное ощущение меж тем никуда не делось…

Во входную дверь квартиры вдруг загрохотали.

Китти дернулась от неожиданности и выронила зеркальце. Оно упало на пол и разбилось.

С тоской глянув на осколки, Китти подкатила к двери комнаты и прижалась к ней, вслушиваясь.

В коридоре раздались тихие шелестящие шаги – миссис Браун шла открывать. Китти знала, кто пришел: только один человек осмеливался с такой демонстративной непочтительностью стучать в их дверь.

Стоило бабушке открыть, как тут же зазвучал гневный рокот этого жуткого человека:

– Вы все-таки сделали это, Браун!

На что бабушка холодно ответила:

– Не стоит так кричать, Шнаппер. Прошу, проходите.

Оказавшись в прихожей, констебль продолжил рвать и метать, игнорируя совет хозяйки понизить голос:

– Уверен вы горды собой, Браун!

– Неужели вы полагали, что я не доведу дело до конца, Шнаппер?

Констебль запыхтел так громко, будто у него в груди парочка кочегаров взялась за огромные меха.

– Я рассчитывал на ваше благоразумие, Браун. Эта девчонка – наихудший кандидат!

Китти закусила губу – они говорили о Полли!

– И почему же? – поинтересовалась бабушка.

– Потому что она связана с доктором, который сюда приходил… Вы думаете, он не станет ее искать? Куда, по-вашему, он первым делом сунется?

– Он ничего нам не сделает, Шнаппер. Все вышло как нельзя лучше: девчонка исчезла не в нашем доме, а в городе, ну а мы не можем отвечать за все исчезновения в Габене.

– Уилкс мне все рассказал, – гневно перебил ее констебль. – Что, если кто-то опознает его «Трудс»? Молчите? В любом случае доктор Доу не оставит попыток найти девчонку – он не сможет не сложить два и два, и начнет он свои поиски именно отсюда…

– Я вас не узнаю, Шнаппер! – с презрением в голосе сказала бабушка. – Вы его будто бы боитесь!

– Этого доктора не стоит недооценивать, Браун, – прорычал в ответ констебль. – Он разоблачил, выследил и прикончил Некромеханика из Фли. На Полицейской площади все знают, как в действительности обстояло дело, что бы там ни писали в газетенках. Это опасный человек, его боятся в Саквояжне. И не зря, ведь, говорят, он ходит в близких друзьях у Железного комиссара, у мистера Киттона и чуть ли не у самого Пуговичника. Я не хочу, чтобы повторилась история с братьями Лэмп.

Китти вздрогнула и бросила быстрый взгляд на окно, за которым вяло тек канал Брилли-Моу и за которым в туманной дымке прятался Блошиный район Фли.

– История с братьями Лэмп не повторится, Шнаппер, – спокойно ответила бабушка. – На этот раз все пройдет иначе.

– Некоторые из жильцов беспокоятся, Браун. Болезнь прогрессирует. Степпл ни на что не годен – он не представляет, как ее вылечить, в то время как мой план…

– Ни слова больше о вашем безумном плане, Шнаппер! Мы уже закрыли эту тему.

– Но девчонка…

– Два дня, Шнаппер. Через два дня ее судьба решится.

Китти не поверила своим ушам и едва не возопила от нахлынувших на нее эмоций: Полли была жива!

Констебль Шнаппер меж тем явно не испытал ни облегчения, ни радости от слов миссис Браун.

– Вы отбираете еду… у Нее, – сказал он, и Китти машинально глянула в потолок.

– Я забочусь о нашем общем благе, Шнаппер, – раздраженно проговорила бабушка. – Через два дня Полли Трикк перестанет быть для нас угрозой. А до тех пор ведите себя благоразумно. Иначе я расскажу все Ей.

Констебль что-то неразборчиво проворчал, после чего покинул квартиру семейства Браун, напоследок хлопнув дверью.

Бабушка прошла мимо комнаты внучки – Китти услышала, как она сморкается в платок. Затем скрипнула дверь бабушкиной спальни.

Немного выждав, Китти осторожно приоткрыла дверь и выглянула в коридор. До нее донесся скрежет пружин на бабушкиной кровати.

Сейчас было лучшее время, чтобы уйти незамеченной – бабушка готовилась к своему послеобеденному сну.

Китти выбралась из комнаты и, стараясь вести себя как можно тише, направилась в прихожую. Аккуратно подцепив с вешалки пальто и шляпку, она уже взялась за ручку входной двери и… тут за спиной раздался голос:

– И куда это ты собралась?

Китти испуганно обернулась.

Бабушка, замерев в дверях