драконов, круживших в воздухе, остановились на лету, перестали кружить, рассыпались и полетели к островам. Другие продолжали парить, протянув к магу выпущенные когти передних лап, но удерживаясь от нападения. Один из драконов, низко опустившись чуть ли не к самой воде, медленно подлетел к ним и, сделав два взмаха крыльями, оказался над лодкой. Покрытый чешуей живот едва не задевал мачту. Аррен увидел сморщенную незащищенную кожу между ключицами и грудью: лишь эти места да глаза были уязвимыми частями драконьего тела, если только копье, наносящее удар, не будет зачаровано могучими драконьими чарами. Дым, который клубами валил из длинной зубастой пасти, душил мальчика, но еще омерзительнее был запах падали, который заставил его бороться с мучительной тошнотой.

Тень пролетела над ними и вернулась, держась так же низко, как и прежде, и на этот раз Аррен почувствовал, что в него резко ударил горячий, словно из плавильной печи, воздух, а потом уже налетел дым. Он услышал ясный и яростный голос Ястреба. Дракон пролетел над их головами. Потом все устремились к островам, как бегуны по песчаной дорожке, окатив лодку напоследок бешеным шквалом. Аррен, который изо всех сил старался не дышать, наконец перевел дух и вытер пот со лба — холодный пот, выступивший по всему телу. Глянув на своего спутника, он увидел, что его волосы уже не белые: дыхание дракона опалило их и закрутило кончики волос. Тяжелый холщовый парус, опаленный с одной стороны, стал наполовину коричневым.

— Твоя голова кое-где помечена, мальчик, — сказал маг.

— И твоя, господин мой.

Ястреб провел рукой по волосам и удивился.

— Ну и ну! — сказал он. — Что за наглость! Но я не ищу ссоры с драконами. Они выглядят как безумные — или пребывающие в крайнем замешательстве. И не говорят. Ни разу в жизни не встречал я дракона, который налетал бы, не сказав сначала что-нибудь… если только он не терзал в это время свою жертву… А теперь мы должны плыть дальше. Не гляди им в глаза, Аррен. Если придется иметь с ними дело, отверни лицо. Теперь нам надо идти под морским ветром, он сейчас дует прямо с юга, а мое искусство, возможно, вскоре понадобится для других вещей. Держи тот курс, которым мы сейчас идем.

«Зоркая» летела вперед, и вскоре справа остался один отдаленный остров, а слева — те два острова, которые они увидели первыми. Острова вставали из воды невысокими утесами, и скалы белели засохшим пометом драконов; на них гнездилось множество черноголовых крачек, которые, похоже, совершенно не боялись ужасных соседей.

Драконы взлетали вверх и кружили на умопомрачительной высоте, будто простые стервятники. Ни один из них не спустился еще раз к лодке. Порою они что-то кричали друг другу визгливыми хриплыми голосами через разделяющее их воздушное пространство, но были в этих криках какие-нибудь слова или нет, Аррен не мог расслышать с такого расстояния.

Лодка обогнула короткий мыс, и он увидел на берегу то, что принял вначале за разрушенную крепость. Но оказалось, что это дракон. Он лежал, подогнув под себя одно черное крыло, а другое, огромное, расправленное, вытянулось на песке и в воде, так что волны, набегая и откатываясь, слегка шевелили его, как бы издевательски маня взлететь. Длинное, похожее на змеиное, тело лежало, растянувшись на песке и камнях. Одной передней лапы не хватало, панцирь и мясо были сорваны и открывали огромные дуги ребер; живот был разодран, и песок на много ярдов вокруг почернел от ядовитой драконьей крови. Но существо это было еще живым. Жизненные силы драконов столь чудовищны и неиссякаемы, что убить их может лишь равная им сила или могучее волшебство. Золотисто-зеленые глаза еще смотрели, а из ноздрей с потрескивающим шипением били вверх струи паров, смешанных с кровавыми брызгами.

Песчаный пляж между умирающим драконом и краем воды был покрыт глубокими следами и бороздами, оставленными тяжелыми ногами и телами его сородичей, а хвост дракона втоптан в песок.

Ни Ястреб, ни Аррен не проронили ни слова, пока не оказались достаточно далеко от острова в неспокойном, гнавшем крупные волны канале между Драконьими Островами, полными рифов и скал, похожих на остроконечные шпили. Путешественники начали пересекать канал, направляясь к двойной цепи северных островов. Тогда Ястреб наконец сказал:

— Страшное это зрелище.

И голос его был холоден и уныл.

— Они что… едят друг друга?

— Нет… По крайней мере, не чаще, чем мы. Но их что-то повергло в безумие. Они лишились речи. Они, умевшие говорить задолго до того, как люди обрели дар речи, они, самые древние из всех живых существ, дети Сегоя, — они теперь повергнуты в некий немой ужас, подобно бессловесным тварям! Ах, Калессин! Где теперь носят тебя твои крылья? Неужели ты прожил столько веков лишь для того, чтобы узнать, какой позор постиг твое племя? — Голос мага звенел, как лязг железа, и он поднял голову вверх, осматривая небо.

Но драконы остались позади, теперь они держались ниже, продолжая описывать круги над скалистым островом и запятнанным кровью песчаным берегом, а над головою путешественников простиралось голубое небо да сияло полуденное солнце.

В те дни не было на земле ни одного живого человека, кроме Верховного Мага, кто плавал бы к Драконьим Островам или хотя бы видел их. Верховный Маг побывал здесь лет двадцать назад, если не больше; он проплыл эти острова из конца в конец с востока на запад и обратно. Для моряка острова были и кошмаром, и чудом. Море представляло здесь настоящий лабиринт голубых каналов и зеленых отмелей, и по нему Ястреб и Аррен на лодке прокладывали дорогу — руками, словами и неусыпной бдительностью, каждое мгновение рискуя напороться на подводный камень или врезаться в скалу. Одни скалы были наполовину или целиком скрыты в море, облеплены анемонами, казарками и длинными лентами морских папоротников, похожих на извивающиеся щупальца какого-то морского чудища. Другие тянулись ввысь крутыми утесами и остроконечными шпилями, образуя арки и полуарки, резные башни, фантастические статуи животных; тут виднелась спина медведя, там выглядывала гигантская змеиная голова — и все это огромное, уродливое, разбросанное самым беспорядочным образом, как будто фантастические живые существа с трудом пытались, корчась, вырваться на волю из камня. Волны разбивались о них с шумом, похожим на мерное дыхание огромного чудовища, и все сверкало в ярких соленых брызгах. В одной такой скале с южной стороны можно было ясно разглядеть ссутуленные плечи и тяжелую, благородную голову человека, склонившегося в глубоком раздумье над морем;