Они ушли, а Гуров, разобрав сумки и приняв душ, поужинал и лег спать. И совесть его не мучила, потому что за все годы их совместной жизни он сделал для Марии все, что только было в его силах, и он не виноват в том, что она не смогла этого оценить.

А в машине Стаса тем временем причитала Мария, которой уже нечего было изображать спокойствие, да и в союзники себе Крячко надо было завербовать – мысль о том, что они с мужем расстались навсегда, она старательно от себя гнала.

– Стас! Ну, как Лева может быть таким беспощадным? – всхлипывала она. – Я его таким никогда в жизни не видела!

– Так ты же, Маша, видела его только дома, а на работе он совсем другой, – заметил Крячко.

– Такой, как сейчас был? – спросила она.

– Да он еще и покруче может быть. Иначе как бы он заработал себе такую репутацию, что его даже враги уважают? Ненавидят, боятся, но уважают, потому что силу его чувствуют!

– И я эту репутацию разрушила! – потерянно сказала она. – Но ведь никто ничего не знает!

– Маша, ты своим поведением показала постороннему человеку, который Гурова до этого очень уважал, что Лева не хозяин в своем доме, а тряпка и подкаблучник, которого жена ни в грош не ставит. И пусть свидетелем его позора был только один человек, Лева тебе этого никогда не простит.

Стас не знал точно, кем был тот седой мужик в черном, но понимал, что он помог Гурову исключительно из уважения, потому что заплатить ему они все даже втроем, Гуров, Крячко и Орлов, не смогли бы, так что говорил истинную правду.

– Но я же не думала, что это может так кончиться! – воскликнула она.

– А настоящая жена мента должна думать, – заметил Крячко.

– Выходит, я ненастоящая? – возмутилась она.

– А вот на этот вопрос ты сама себе ответь, – предложил он.

– Стасик! Миленький! Ты мне лучше посоветуй, что делать! – попросила Мария.

Они уже давно подъехали к ее дому и теперь разговаривали, сидя в машине.

– Да если бы я знал! Скажу одно, обозлила ты его страшно. А вот что делать, ты сама решай! – влезать в отношения Гурова и Марии Крячко ни в коем случае не собирался – они ведь и помириться могут, и тогда крайним окажется он, а слова Левы о том, что все для себя решил, еще не значили, что все так и будет. – Только не сгоряча! Ты и так оказалась дамой крайне несдержанной, вот и не усугубляй свое положение. А то ты опять пойдешь в лобовую атаку на Гурова и испортишь даже остатки того хорошего, что между вами еще осталось. Посиди, подумай, взвесь все «за» и «против», просчитай каждый шаг, а потом уже действуй, если, конечно, сочтешь нужным. А можешь просто набраться терпения и ждать – вдруг Лева смягчится? Но запасной аэродром я тебе на всякий случай посоветовал бы подыскать.

– Ты имеешь в виду другого мужчину? – спросила Мария и тут же заявила: – Но мне никто, кроме Левы, не нужен!

– А ты ему теперь? – спросил в ответ Стас. – Что ты будешь делать, если он тебя так и не простит? Пойдешь, как в советские времена, по инстанциям? Ну, и куда? К Орлову? В профком? К начальнику Главка? И что ты там скажешь? Мой муж подлец, верните мужа! Так что ты остынь сначала, а потом уже действуй! Только мой тебе совет, если хочешь: с подруженьками своими ничем не делись – ничего, кроме злорадства, не получишь!

– А то я сама не знаю! – фыркнула она.

– Ладно! Ты иди, Маша, потому что мне завтра на работу, да и у тебя, наверное, дела есть, – предложил Крячко.

– Стасик, я тебя очень прошу, ты все-таки постарайся как-то помирить нас, – умоляюще сказала она.

– Маша, ты пойми, да если я с ним о тебе заговорю, он меня просто пошлет! – не выдержал Крячко. – Он так вымотался, что еле-еле в себя пришел, а тут ты ему сегодня театр одной артистки устроила!

– Кстати, а где вы были все эти дни? – подозрительно спросила она.

– Ты неисправима! – возмутился Стас. – Тебе о собственном будущем думать надо, а не этой ерундой заниматься! На даче у меня мы были! – рявкнул он. – Вдвоем! И по бабам не ходили! Все! Спокойной ночи! – И, перегнувшись, открыл ей дверцу, а потом, глядя вслед, покачал головой: – А она, оказывается, дура!

Встретившись на следующий день в кабинете, ни Гуров, ни Крячко и звуком не обмолвились о том, что случилось накануне. Они просматривали оперативную сводку за последнюю неделю, чтобы узнать, что произошло в Москве, когда раздался негромкий стук в дверь и на пороге появился одетый в форму капитана Никитин.

– Здравия желаю, товарищи полковники! – с порога заявил он.

– Это еще что за явление? – удивился Гуров.

– А это, Лев Иванович, тот самый Владимир Владимирович Никитин, о котором я вам говорил, – сказал Крячко – в присутствии третьих лиц они обращались друг к другу только на «вы» и по имени-отчеству. – Проходи, юноша, и присаживайся!

– Станислав Васильевич! Вы зачем ребенка сюда привели? – спросил Лев Иванович, и Никитин от этих слов залился краской так, что даже уши заполыхали.

– Не обращай внимания, юноша. Это полковник Гуров так шутит, – успокоил его Крячко, а потом обратился уже к другу: – Только капитаном Никитин в двадцать восемь лет стал досрочно не за красивые глаза, а потому, что Жору Винта взял, который, между прочим, находился в федеральном розыске. А еще на его счету задержание трех особо опасных. И голова у этого, как вы выразились, ребенка варит лучше, чем у нас с вами в его возрасте.

– Как я понимаю, с генералом Орловым вы, Станислав Васильевич, уже все согласовали? – не удержался и съехидничал Гуров.

– Не до конца, но, поскольку в нашем управлении появилась вакансия, то просто грех не взять к себе толкового парня, пока какого-нибудь родственничка не подсунули, – ответил Крячко. – Но последнее слово за вами.

– Ну, что ж, молодой человек, давайте знакомиться, – сказал Гуров и предупредил: – Хотя для вас это еще ничего не значит. Сколько вам лет?

– Двадцать девять, – вскочив, ответил Никитин.

– Да сидите вы уже! – отмахнулся Лев Иванович и продолжил: – Женаты?

– Был, но жена от меня ушла – работы моей не выдержала, – объяснил Володя.

– Дети есть? – продолжал допытываться Гуров.

– Нет, почти по той же причине – жена не хотела остаться одна с ребенком, если со мной что-нибудь случится.

– История знакомая, – заметил Лев Иванович. – А родители кто?

– Отец в милиции служил, но он погиб, когда мне пять лет было, старшему брату – восемь, а сестре – десять. А мама моя работает учительницей. Они у меня в Курске живут.

– Как же вы в Москву попали?

– Поступил после армии в юридический, вот меня и оставили.

– Значит, хорошо учился, – подчеркнул Крячко, выразительно глянув на Гурова.

– По некоторым предметам – да, – честно признался Никитин. – Только на земле пахать охотников мало, вот так я в Москве и остался.