Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стратегический союз России, Белоруссии, Сербии есть великий исторический шанс сломать тупую архитектуру «нового мирового порядка», объединить православных славян, пропороть отточенным клином бронированное брюхо НАТО, противопоставить славянскую евразийскую мощь, подкрепленную Китаем и Индией, американскому игу. Русским наземным и военно-морским базам есть место в Югославии.
Русские, не слушайте натовских гаденышей в Думе и на НТВ! Не верьте компрадору Черномырдину, разбухшему на поставках газа Германии, заединщику Гора и Клинтона, проводнику натовских реформ! Не поддавайтесь сладкозвучию Лужкова, в чьей команде заправляют натовец Ястржембский и губитель русского оружия Кокошин! Стремитесь душой и телом в Сербию, где в эту минуту сербский летчик на устарелом перехватчике, как его русский предтеча в сорок первом, взлетает навстречу воздушной армаде врага, где сербский пехотинец ведет лесной бой с тергруппой, просочившейся из Албании в Косово! Косов по-сербски – кулик. Косово поле – есть сербское Куликово поле. Такова мистика русской и сербской судьбы.
Мост вдруг умолк, будто вырубили звук, и в прохладной ночи, над берегами, кровлями, куполами, в черной синеве – беззвучные взлетающие огни, пульсирующие пузыри света, пунктирные красно-белые прочерки, догоняющие друг друга, гаснущие в толще пустого неба. Глухие стуки и рокоты, вибрация стреляющих стволов, буравящих небо зениток, смещающих свой огонь все ближе к мосту. И внезапный, высокий, вырезанный из отточенного злого металла звук самолета. Невидимый, отыскиваемый в пустоте тысячами глаз, опускающий на мост свой дребезжащий покров. И каждое воздетое к небу лицо покрывается невидимой металлической пыльцой, маской ожидания и тревоги. И острая, яркая, бело-зеленая вспышка за черными контурами домов, будто там замкнулись и сгорели медные провода, капнув в ночь расплавленной искрой. И глухой, длинный, в несколько бушующих волн, взрыв, пролетевший сквозь город, колыхнувший люстры в домах, книги на полках, вино в бутылках, младенцев в люльках, глазные яблоки на дне ужаснувшихся глазниц. И вслед за этим – красное, кудрявое зарево, наливающийся багрово-черный огонь, словно раскрывается жуткий, наполненный ядовитыми лепестками бутон. Неизвестно, куда упала бомба. На аэродром или теплоцентраль, или в баки с бензином, или в детдом, или в больницу, или в сиротский приют. И ответом на этот взрыв и пламя здесь, на мосту, стали не бегство, не паника, не плач и стенание, а удары гитар, грохот ударника, медные вспышки тарелок, огнедышащий рев синтезатора, и в белом ртутном прожекторе женщина с микрофоном – подымает его к небесам, грозит, как гранатой, невидимым самолетам, подносит к молодым дышащим губам: «Югославия!» И вслед за ней вздыхает толпа тысячью жарких ртов: «Югославия!» Стреляют зенитки в небо: «Югославия!» Кидаются в пламя пожарные, вынося из огня убитых и раненых: «Югославия!»
Пою вместе со всеми. Участвую в битве за мост, за Белград. Все с тем же врагом, с которым бился в Афганистане, в Анголе, в Никарагуа. Кто стрелял в меня в джунглях, в саванне, в ущельях. Лечу вместе с тысячной толпой навстречу бомбовозам в черное небо Европы. Вонзаю свою ненависть в их крылья, кресты, американские звезды, в сопла и кабины пилотов. Поджигаю их фюзеляжи, взрываю топливные баки. Закрываю грудью окуляры их прицелов. Бросаю вниз, на Берлин, на Париж, на Лондон, коптящие головни подбитых самолетов. «Югославия!» – поет мост. Своей песней, бесстрашием, ненавидящим страстным отпором заслоняет любимую землю…
Россия ведет кровавую войну с НАТО, теряя ежегодно полтора миллиона своего населения. Война партизанская, с оккупационным режимом, с представительством НАТО в Кремле. Доктрина истребления русских именуется «либеральными реформами». Контингент НАТО в России постоянно меняется. Гайдар, Чубайс, Немцов, Кох, Лившиц, Уринсон, Ясин, Кириенко – их отозвали на переформировку. Следом НАТО в России представляет партия «Яблоко» с Явлинским и Лукиным, а также НТВ, которое действует по инструкциям натовской пропаганды так, словно телеканалом управляет кадровый офицер НАТО, а Киселев является агентом не КГБ, а ЦРУ. Если бы Киселева убили в России, его все равно похоронили бы на Арлингтонском кладбище.
Русские патриоты понимают, что борьба сербов – это открывшийся второй фронт против НАТО, облегчающий борьбу русского сопротивления. Наш порыв к сербам, к Милошевичу напоминал недавний порыв к Лукашенко. Каждая бомба, упавшая на Белград, теснее сплачивает русских, соединяет «красных» и «белых», «умеренных» и «радикалов», верующих и атеистов. Американское посольство в Москве осаждали не коммунисты или национал-большевики, не скинхеды и болельщики «Спартака», а просто возмущенные русские, которые метили тухлыми яйцами в Олбрайт, опоясанную славянскими черепами. Один из уроков сербской войны – прозрение русских, увидевших с экрана НТВ кровавую харю натовского вепря, как бы она ни рядилась в очкастую воспаленную рожицу Павла Лобкова. Второй урок, который еще предстоит извлечь, – укрепление общенационального, надпартийного лидера, окруженного соратниками-патриотами, который смог бы противопоставить волю России сатанинской энергии НАТО.
Зарево над Белградом не гаснет. Что в нем сгорает? Недельный запас бензина? Древние славянские рукописи? Оборудование онкологического центра? На мосту непрерывное движение, колыхание флагов, мерцанье свечей. Вижу, как появляется Борис Олейник, – не усидел в Киеве, пришел обняться с сербами. Николай Бурляев тут же – пусть снимет православный фильм «Белградский мост», в котором молятся, стреляют, жертвуют собой за Родину и Христа. Вижу, как, окруженные сербами, проходят донские казаки, в фуражках, сапогах и лампасах, с ними их славный атаман Козицын и несколько молчаливых неброских мужчин. Добровольцы, которые завтра уедут в Косово, а послезавтра, быть может, сложат головы за общеславянское дело.
Снова понеслись в небеса трассы зениток, огненные пузырьки разрывов, фонтаны холодного пламени. Снова мост умолк, по небу покатилась рокочущая пальба. Лица запрокинуты вверх, глаза ищут в черноте металлическую искру самолета, ловят ее среди белых и красных пунктиров. Неужели снова бомбы упадут на Белград, и в другой оконечности города расцветет черно-красный зловещий цветок?
Среди мелькания трасс, вышивающих на небе колючий ломкий узор, возникает красная ягода. Увеличивается, катится по небу, оставляя за собой белесый хвост дыма. Комета подбитого самолета с горящей ядовитой головкой теряет высоту, длинно, плоско снижается, провожаемая долбящими трассами, уходит, теряясь из виду, чтобы рухнуть вдали от города в цветущие леса, в благоухающие весенние горы. Мост ликует, громогласно славит победу, словно это не зенитная батарея подбила немецкий «люфтваффе», а воздушные шарики, поднявшись с моста в белградское небо, ударились о стальной фюзеляж, разворотили мотор самолета.
На мосту – пасхальный молебен. Священник в бело-серебряной ризе читает толстую священную книгу с узорными алыми буквицами. Ему светят свечами, заслоняют от ветра. По всем белградским церквям, под вой сирен, грохот зениток, идет стояние. Сербия, как Христос, испивает чашу слез, восходит, неся свой крест, на Голгофу, пробитая гвоздями натовских бомбардировок, обожженная уксусом мировой лжи, распятая и преданная, попирает смертью смерть, воскрешается в ослепительной красоте и славе. Здесь, на белградском мосту, в конце второго тысячелетия, воздвигнуто распятие. Христос над Дунаем и Савой смотрит с креста, как стреляют зенитки, пылает город, идет цепью сербская пехота и взмывает в небо сербский перехватчик. К распятию сошлись все чающие спасения и мира люди земли. Кровь Христова падает с распятия в их протянутые ладони, кропит их лица, капает на камуфляж, на девичью шляпку, на казачий мундир.