– Да все это понятно, командир! Наемники тоже за бабло пошли воевать, но мы же не наемники, мы в душе сталкеры, а на контракте у военных, Зону знаем и любим, только…

– …Димон! Все. Работаем.

– Есть «работаем», – уныло проворчал военстал и свистнул два раза.

Подбежали пятеро из сводного отряда сталкеров и анархистов, которые выглядели еще более угрюмыми и обескураженными. Один из военсталов лаконично объяснил им задачу, кому-то показал кулак, на другого прикрикнул. Звено в итоге выдвинулось в заданную точку.

Капитан Скорейко выпустил пар накопившегося напряжения, облизнул губы и, жестом показав помощнику следовать за ним, обогнул КПП.

* * *

– У этого урода еще и прожекторы живые?! – Лапердин сконфузился, утер рукавом потное лицо, еще некоторое время поглазел на залитый светом полигон боевых действий, что-то обдумывая.

В голову ничего кроме ярости не лезло. Причиной тому были не только эффективная оборона Неприкасаемого, но и затхлая духота с примесью вони от мертвой химеры. Радист боязливо жался в угол НП, трясясь и причитая, у самого же майора нещадно чесалась кожа на всем теле. «Радиация, что ли, от этой гадины? Или нервы ни к черту? Будь проклята Зона. Будь проклят ты, Корсар! Пошли вы все к такой-то матери…»

Ожила рация, на связи снова оказался тот, кого Лапердин меньше всего хотел слышать.

– «Первый», твою мать! – Полковник Сенютин, на удивление, был подозрительно спокоен. – Наслышан о твоих подвигах. Я не собираюсь выслушивать твои блеяния. Сообщаю следующее. Утром в гарнизон нашей части прибывает чрезвычайная комиссия Министерства обороны с силовиками. Если до шести утра ты со своими архаровцами не доложишь мне об уничтожении объекта «К», то своими безуспешными действиями не только подставишь меня, Лапердин… Ты подпишешь себе смертный приговор. И приведут его в исполнение наемники, которые уже ожидают тебя. Имей это в виду! Ты слышишь меня?

– Д-да, – дрожащим голосом прошипел майор, шатаясь и закрывая глаза.

– Не слышу тебя, «Первый».

– Так точно, слышу вас хорошо.

– Ровно в семь утра я обязан вручить пакет с заранее подготовленным отчетом комиссии. Там черным по белому сказано… В ходе боевых столкновений личного состава вэче такой-то с напавшей на гарнизон части бандой ренегатов, возглавляемой сталкером Корсаром, а также в результате отпора гону мутантов все цели уничтожены. В секторах С и Д заканчивается зачистка территории от оставшихся в зоне отчуждения хищников, сектора А и Б попали под действие боевых отравляющих веществ, в связи с чем закрыты на сорок восемь часов для карантина. Меня хорошо слышно, майор?

– Так точно, товари…

– …Далее указаны причины такого неадекватного поведения лидера «Неприкасаемых», который, по агентурным данным, оказался психически неуравновешенным, подверженным ментальной атаке контролера. Наши потери составили девять безвозвратными, одиннадцать получили ранения… Лапердин, кстати, каковы потери личного состава на данный момент? Есть свежая информация? Надеюсь, цифры не превышают указанные в отчете…

– …Товарищ полковник, – начштаба побелел и сжал гарнитуру связи так, что она захрустела, – противник снова начал атаку, под угрозой находится мой наблюдательный пункт, поэтому срочно нужно возглавить оборону…

– …Майор-р! Какие потери нашей части? – повысив тон, спросил полковник.

– Уничтожены оба вертолета, две «коробочки», потери в живой силе… не менее шестидесяти…

– …Что-о?! Лапер… Крыса ты тыловая! Повтори, какие потери? Два взвода солдат ты похерил, воюя с одним единственным сталкером?! Слышь, ты… Прапорщик Лапердин… Да ты у меня говно жрать будешь в самом дальнем…

Майор сам отключил связь, вырвал провода из радиостанции, чем еще больше напугал связиста, повернулся к нему и приложил палец к губам:

– Тс-с-с. Кому скажешь, воин, в Зоне навсегда и останешься. Ты меня хорошо понял?

Солдат, нервно моргая, закивал и сполз с походного стульчика. Лапердин подошел к смотровой щели и плюнул в нее.

– Ну, что, майор, покрыл себя неувядаемой славой? – вслух произнес он сквозь зубы. – Недооценил сталкера? Просрал все на свете?! Вот тебе и Зона-мать! Ну уж нет. Страдать и мучиться я не буду. Все равно мне не жить. Жаль, что так все вышло… Очень жаль, майор-прапорщик Лапердин!..

С этими словами офицер ловко достал из кобуры табельное оружие, снял его с предохранителя и ткнул стволом в подбородок. Зажмурился и нажал спусковой крючок.

Прапорщик Федорчук служил в артвзводе почти два года и видел уже достаточно много смертей и происшествий. Скажем так, познал Зону сполна. Когда каждый день случается что-то из ряда вон выходящее: нападение мутантов, пьяная резня в баре или зачистка определенного сектора внутри Периметра, – начинаешь понимать, что ты всего-навсего пылинка в этом бренном мире. Приходит ощущение бесполезности существования тебя вообще. И когда, казалось бы, в зоне отчуждения наступило относительное спокойствие – в основном благодаря стараниям и авторитету группировки «Неприкасаемых», – сейчас по приказу параноика Лапердина приходилось охотиться на лидера этой уважаемой и нужной в Зоне структуры.

Артиллерист со стажем, опытный вояка, Федорчук чтил устав и всегда… или почти всегда выполнял приказы и поставленные руководством задачи. И даже тот случай, год назад, с понижением звания с младшего лейтенанта до прапорщика, когда по устному распоряжению Лапердина нужно было накрыть огнем участок с засевшими сталкерами, среди которых оказался бывший сослуживец Федорчука, старый дружбан Генка Соколенко, не испортил характер армейца. Он не стал выполнять приказ, к тому же высказал начальнику гарнизона свое мнение. Кардинально противоположное мнению товарища майора. За что и лишился погон и соответствующей прибавки к контракту. Но человеком-то Федорчук остался. Для себя самого и для товарищей. И пусть даже друг Генка не узнал этого, погибнув при налете «Ночного охотника», но в душе прапорщик сохранил человечность и милосердие.

И вот сейчас, уничтожив залпом РАКа[14] злыдня, смявшего хвостовое оперение Ми-28Н, остерегаясь повтора нападения мутантов с тыла, он, глядя на черный трупный мешок с покоящимся там командиром артвзвода, снова принял самостоятельное решение. Возможно, противоречащее взглядам начштаба и даже полковника Сенютина, но зато свое, сугубо человеческое, настоящее.

– Пашков, слушай мою команду, – крикнул Федорчук, окинув взглядом своих орлов, богов войны. – Развернуть все стволы в сторону «Дуги», оставшийся БК выпустить по станции, по системе освещения. Задача – уничтожить прожекторы противника для оказания помощи наступающей пехоте. Как понято, Пашков?

– Но… товарищ прапорщик, у нас по три-четыре огурца осталось на ствол да трешка «пернатых»[15].