Кстати, крупная соль, продающаяся в любом американском универсаме, обычно называется «кошерной». По мнению одного российского интернет-магазина, она «изготавливается по требованиям еврейского диетического закона и применяется для приготовления мяса и других продуктов по еврейским законам питания, кошерность соли подтверждается соответствующими сертификатами». Строго говоря, ошибок здесь нет (за исключением чудовищного «еврейского диетического закона», что должно означать «иудаистские правила питания»). Описанная электронными торговцами соль действительно существует, продается в отдельных уголках супермаркетов вместе с другой пищей для истово (или неистово) верующих, однако может иметь любой состав и зернистость. Но упомянутая «кошерная соль» массового потребления не имеет прямого отношения к библейскому питанию. Назвали ее так за крупное зерно. Известно, что Ветхий Завет запрещает употребление в пищу крови, поэтому правоверные иудеи перед готовкой обязательно обваливают кусок мяса крупной солью и дают постоять, чтобы «вытянуть» из него кровь (на самом деле, конечно, воду, но не будем обвинять пророка Моисея в незнании законов химической физики). Удельная поверхность крупнозернистой соли ниже, чем у мелкозернистой, поэтому вода вытягивается медленнее и клетки мяса меньше разрушаются. Заметим, что это относится не только к мясу – крупная соль незаменима при квашении капусты, приготовлении домашней семги и совершенно антикошерной ветчины – один из авторов, будучи поваром-любителем, убедился в этом на собственном опыте, который вам и рекомендует.

А какая соль самая дорогая и самая снобская? Это так называемый «соляной цвет» (fleur de sel, которую неграмотные российские ритейлеры почему‐то именуют «цветочной солью»), добываемый из морской воды в Бретани, точнее, в окрестностях городка Геранд. Собственно, производят его и в соседних городках, а также в Испании, Португалии и Канаде, но самолюбивые герандцы считают настоящим только свой фирменный продукт. Для его получения морскую воду направляют в мелкие пруды по системе из 10 извилистых каналов. Во время этого долгого путешествия вода очищается от водорослей и морской живности, теряет большую часть магния, а заодно и понемножку испаряется, так что по прибытии в бассейн содержание соли в ней возрастает с 27 до 300 граммов на литр. Когда в бассейне остается совсем тонкий слой воды (5 – 10 миллиметров), на поверхности ее постепенно появляется корка из соляных кристалликов, которые собираются вручную с помощью специального совка. В этой соли по‐прежнему немало примесей, а аргилитовая глина, которой выстлано дно бассейнов, сообщает ей благородный сероватый оттенок (прилагательное взято из рекламы – на самом деле, конечно, оттенок грязноватый). Будучи честными людьми, авторы должны признаться, что сами они этого самого соляного цвета отродясь не пробовали, поскольку заведись у них лишняя тысяча рублей, они бы истратили ее скорее на 2 литра чего поинтересней, чем на 250 граммов не слишком чистого хлористого натрия.

Расскажем еще об одном традиционном заблуждении, связанном с солью. В начале перестройки, когда все продавали что попало, в газетах было полно объявлений типа «Куплю/продам соленые шкуры КРС». Под КРС понимается крупный рогатый скот, выделанные шкуры которого действительно солят для консервации и в таком виде отправляют на обувные заводы. Соль (все та же поваренная) вовсе не вредит коже и обуви. Наоборот! Огурцы, рыбу, солонину, прочие соленья – и кожу для обуви! – консервируют солью, чтобы не гнили.

Итак, кожа, из которой сделана наша обувь, представляет собой материал, пропитанный раствором обычной соли. При намокании в воде и последующем высыхании соленая вода по капиллярам кожи перемещается от более мокрого места к более сухому, вода высыхает – и соль остается на границе процесса в виде белесой полосы. При этом переносится любая соль – и та, что действительно попала «с улицы», и собственная соль из внутренних слоев кожи!

После этой теоретической подготовки вернемся к нашему эксперименту. Пройдитесь по снегу на даче или в лесу в слякотную погоду, пусть обувь намокнет, а потом уже дома высохнет. И увидим на сапожках все тот же белесый след, хотя в лесу соль никто не разбрасывает. Этот след от той самой собственной соли в коже! Кстати, след совершенно не опасен и легко смывается водой или закрашивается кремом.

А подметки и вовсе равнодушны к соли – резина в принципе не боится этого вещества. Вот нитки – гниют, но только дрянные, и гниют даже в чистой воде без всякой соли. Прогнившие нитки на обуви говорят только о наглости производителей, а вся нормальная обувь выпускается сейчас только с синтетическими, тоже в принципе не гниющими нитками.

Итак, неча на соль пенять, если обувь крива. Дело не в соли, но ведь сапожки действительно портятся? Да, и мы знаем от чего – от обычной воды. Сапожки портятся просто из‐за воды или растаявшего снега. К тому же стараниями так называемых дизайнеров, а на самом деле корыстных прислужников обувных компаний сейчас обувку приходится менять, особенно женщинам, каждый год – видите ли, сменилась мода! А если так, то зачем тачать сапоги, заботясь о качестве? Вот и стали делать халтурные сапожки на год. Один из авторов этой книги до сих пор ходит в особо лютый мороз в финских зимних ботинках, купленных в прошлом веке. И на моду ему наплевать.

В заключение – анекдот, который вполне мог быть былью. Однажды президент Колумбии, естественно, бывший наркобарон, прилетел в СССР по приглашению Партии (Ума, Чести и Совести нашей эпохи) и Правительства. Внизу у трапа его ждали девушки в русских сарафанах с хлебом-солью. Потрясенный президент ухватил щепотку соли, вдохнул в ноздрю и восторженно произнес – вот это да, нигде меня так не встречали!

У читателя может возникнуть законный вопрос: откуда вообще возникла у авторов мысль соединить под одной обложкой научно-популярную и поэтическую тематику?

Оба автора закончили химический факультет МГУ, один даже защитил кандидатскую диссертацию. И оба они, как это ни грустно, в конце концов ушли из большой химии в литературу (один в поэзию, другой – в прозу).

Химия в этом не виновата. Мы по‐прежнему относимся к ней с нежной любовью и вообще считаем спор «о физиках и лириках», кипевший в 60‐е годы, высосанным из пальца. (Недаром он завершился трогательным примирением сторон под сахариновым лозунгом «И в космосе нужна ветка сирени».) Просто наука и литература – это разные, хотя и вовсе не исключающие друг друга способы творческого познания жизни.

Нас до сих пор увлекает и тот, и другой. Вспомним державинское «Я царь – я раб – я червь – я бог!» И с помощью естественных наук, и с помощью искусства человек способен забывать о том, что он раб и червь, в минуты вдохновения ощущая себя царем и богом.

К сожалению, с формальной точки зрения химия и поэзия почти не пересекаются. Разумеется, для своих капустников ученые продолжают сочинять рифмованные приколы с перечислением веществ и элементов, но с поэзией эти упражнения обычно и рядом не лежат.

Химические термины и понятия существуют, за малым исключением (серебро, золото, железо, мышьяк и кое‐что еще), отдельно от нашей повседневной жизни и не наполнены духовным содержанием (иными словами, не связаны с нашими чувствами, без которых поэзия немыслима).