Я просто спряталась. Загасилась. Замолчала. Потерялась. Еще бы физически исчезнуть, может, тогда стало бы чуточку легче? Всем сразу. И родителям, которые вырастили «неблагодарную, неправильную, неуправляемую дочь», и красавчику, который впервые в жизни кому-то признался в любви, а его продинамили и бросили, самым жестоким образом: по смс.

Тупик.

Вот и сказочки конец, Морозова…

Всхлипываю и зажмурившись, упираюсь лбом в колени. Сижу, абсолютно теряя всякий счет времени. Желудок скручивает от голода. Глаза болят от слез, которых уже и не осталось вовсе. Организм максимально истощен.

Краем уха слышу, как открывается дверь в комнату. Заглядывает мама:

— Вика, я пошла в магазин. Нужно начинать готовиться к тридцать первому. Ты со мной?

Самое возмутительное и ужасное — говорит таким тоном, будто ничего и не произошло! Будто за одну ночь она лихо и спокойно вычеркнула два месяца моей жизни из собственной памяти.

Я морщусь, кривая губы. Не оборачиваясь бросаю:

— Пусть горит синем пламенем ваше «тридцать первое».

— Все еще бесишься? Ну, ничего, — готова поспорить, ма сейчас улыбнулась. — Рано или поздно ты поймешь, что все, что мы делаем — исключительно тебе во благо.

— Ты даже говоришь его словами, — усмехаюсь. — Тебе во благо, Вика. Для тебя, Вика. Ради тебя, Вика. Чушь! — подскакиваю на ноги. — Вы просто наказываете меня за то, что я осмелилась сама выбирать свое будущее. Это несправедливо!

— Он не твое будущее.

— Вашими стараниями, ма-ма, — рычу, чувствуя, как дрожат губы. — Ну хватит, а, — смягчаю тон, говоря тише, — поговори с отцом, пожалуйста… Я люблю его, мам! — делаю глубокий вдох. — Пусть это будет не на всю жизнь и не любовь до гроба. Пусть это будет ошибкой. Но моей ошибкой!

Всего на мгновение мне кажется, что я вижу во взгляде мамы понимание. Нежность и мягкость, которые порой мне так сильно от нее не хватает. Но всего на мгновение. Потом она хмурит брови и, кивая, говорит:

— Разговор окончен.

Выходит, закрывая дверь. Стальная, несгибаемая, непоколебимая.

Я со психу хватаю с кровати подушку, с остервенением швыряя в дверь. А потом еще. И еще одну подушку. Срываю покрывала и тоже швыряю в стену. За ним с ожесточением и психом сметая все, что попадается на рабочем столе. Книжку за книжкой. Папку за папкой. Фотографии, ручки, статуэтки — все, что подворачивается мне под руку, летит по стенам с грохотом и звоном. С рыком, криком и воем я тяну и срываю штору с гардины. В конце концов хватаюсь за ноутбук. Замахиваюсь и… в бессилии опускаю руки, швыряя Мак на кровать.

Пытаясь отдышаться, хватаюсь за шею и оглядываю учиненный хаос. Фоторамки на стенах покосились, а пара упав, разбились. Постельное по всей комнате валяется в беспорядке. Ручки с карандашами. Листы документов и чертежей повываливались из папок и замялись.

Дура, Вика! Лучше бы кабинет отца пошла разнесла — удовлетворения бы это принесло в разы больше.

Бреду в ванную и умываю зареванное лицо. Взгляд в зеркало: нос красный и опух, под глазами мешки и тени — даже смотреть на себя страшно. Осунулась. Кожа приобрела какой-то болезненный землянистый оттенок, и это всего за сутки. Что же станет со мной через неделю без Рени? А через месяц? Как я буду жить без его «ясноглазая» и вороватых поцелуев по утрам? Без его «принято» или «так точно»? Без его смеха, улыбки и фантастической, на грани с наглостью самоуверенности? Как я вообще буду жить дальше с дырой в груди?!

Чувствуя, что подкатывает новая истерика, на всю мощь врубаю в ванной холодную воду и прямо в одежде заползаю под струи. До клацанья зубов и дрожи по всему телу.

Я справлюсь. Не знаю, как, но я обязательно справлюсь!

Приняв душ, кутаясь в полотенце, возвращаюсь в разгромленную комнату. Только переступаю порог, как слышу вибрацию телефона. Жужжит, по-прежнему валяясь на полу, где-то под одеялом.

Разрыв ворох, нахожу и обмираю.

Внутри все снова запускается по кругу. Пшик, и меня начинает колотить.

Ренат.

Не знаю, повинуясь какому смелому порыву, но в этот раз я отвечаю. Нажимаю на зеленую трубку и прикладываю телефон к уху. Молчу. Готовая снова вот-вот разрыдаться. Дышу тяжело и через раз. Слышу:

— Выходи, ясноглазая. Надо поговорить.

— Ч-что? — голос скрипит.

— Я на улице. У подъезда твоих предков. Жду.

— Я не…

— Вика, я с суток. Я хочу спать. Я адски устал. Нет, не так. Я страшно, морально заебался за эту ночь! Я хочу тебя увидеть. Если у тебя есть какие-то претензии, если я что-то сделал не так или чем-то обидел — простой выйди и скажи мне это, глядя в глаза, а не бросай по смс, — рычит Реня в трубку. — Я думаю, что заслужил, как минимум, честность.

Жмурюсь. В груди загорается алогичный огонечек надежды от такой уверенности в голосе красавчика. А может…

Нет, не может, Вика. И вместо того, чтобы бежать к нему, сломя голову, я подхожу к окну.

Выглядываю. Правда приехал. Мурашки по рукам маршируют. Знакомая темная BMW стоит у подъезда. Становится страшно. Покалывание прокатывается по позвоночнику, усиливаясь на подушечках пальчиков. Я сильнее сжимаю телефон, чтобы не выронить.

— Вика, — подгоняет красавчик. — Либо ты сейчас выходишь сама, по-хорошему, либо я поднимаюсь в квартиру, и будь, что будет. Выбирай.

— Я не могу… — блею, как овечка. — Я уже сказала… Написала… Я больше… Нет, — нахожу отмазку, — ты не поднимаешься. Не знаешь, какая квартира.

— Ты в этом уверена? — вижу, как Ренат выходит из машины и поднимает глаза на дом. Не знаю, каким таким чудесным образом, но смотрит он прямо на мои окна. На меня. Стой он рядом, я бы сказала — в упор.

Сердце взлетает и тут же, лихо спикировав, на мощной скорости летит вниз. Придется выйти…

Ренат

Вика бросает трубку. Я свожу челюсти, кидаю еще один взгляд на окна верхних этажей. Дурость!

Дергано возвращаюсь в прогретый салон тачки. Сажусь и со психу бью по рулю, упираясь взглядом в домофон. Если бы курил, то уже улетело бы полпачки, не меньше. На нервняке и стрессе.

Я блефую. По-страшному! Разумеется, я понятия не имею, какая квартира у ее родаков. Однако, при необходимости, мне хватит жалкого часа, чтобы обойти весь подъезд и найти нужную дверь.

Я этого не делаю. Незачем. Если я хоть сколько-то успел узнать ясноглазую за это время — он выйдет. Сто процентов. Все, что связано с ее семьей, она так ревностно оберегает от меня, что моего появления у них на пороге девчонка просто не допустит.

Я оказываюсь прав.

Гипнотизирую взглядом подъездную дверь, когда она с характерным сигналом открывается. У меня душа в пятки уходит. Все замирает внутри от ожидания. Наконец-то вижу любимую фигурку, юркнувшую на улицу. В груди щемит. Прихватывает до темных кругов перед глазами. Моя же! Чего выкобенивается-то?