в том числе и моей квартирой. Просто потому, что я решила остаться в Париже, хотя и спала на улицах и ела из помойки! Ты можешь сказать — это был твой выбор! Да, но я им никого из вас не обременяла!

Да и общая атмосфера мало способствовала желанию возвратиться. И я, кажется, уже объясняла, что много лет была невыездная...

Я понимаю, что ты — не баба, и тебя всё это не трогает. У мужиков память короткая, тем и живы...

Я сижу сейчас в психиатрической клинике, пишу это письмо. Пациенты здесь разные: у кого депрессия, у кого проблемы с алкоголем, у кого проблемы с семьёй, да и бог знает что ещё. Я в их досье не заглядываю, я просто рада им помочь, их развлечь, утешить, поднять их самооценку. Изначально всё это — семейные функции, это ж просто классика психологии, как и то, что отцы больше любят дочерей, а матери сыновей.

Мать свою мечту, что ты возьмёшь её под своё крыло, уже лет двадцать вынашивает, с тех пор, когда ещё никто из вас не был старым. Я не буду говорить, что она “мою жизнь загубила”, она свою жизнь загубила, потому что простая деревенская баба и хотела привязать к себе отца, тогда, в их юности, когда Ингой забеременела. А отец, кажется, её не любил никогда... Он всегда был

167

Галина Хериссон

 

тоньше и умнее её. Впрочем, это, наверное, опять Фрейд: дочери предпочитают отцов. Хотя то, как гнусно он поступал потом, не вполне простительно...

Ты помнишь, как он нас в “заложники” взял в “серой” комнате, привлекая к нашему “суду” мать — как она “любит дядю Толю”... Я сидела молча, точила ногти, а ты, тот, которого теперь “ничто не трогает”, весь соплями изошёл.

А как ты в шестнадцать лет любил сесть к матери на колени и дурашливо ласкаться. Я помню, ещё дядя Лёша над тобой подтрунивал. Снова Фрейд: сыновья любят матерей. Так что вы — шерочка с машерочкой. Ну и хорошо! Ну и замечательно! Только не надо ко мне так презрительно и про “блажь”. И про то, как матери любят одинаково всех детей... Не одинаково. Ибо мы все — разные.

Любить — великое умение и искусство, и осваивают его далеко не все. Особенно трудно, когда сам не вырос в атмосфере любви.

Так вот, про твои планы с квартирой. Ты будешь всеми силами бороться за свою семью. Это древний инстинкт. Будешь расширять свою жилплощадь за счёт меня... Я предполагаю, что частью этой семьи не являюсь, так — сбоку припёка. Потому что у меня Лувр, Нотр-Дам, европейская выстраданная виза и прочая блажь типа желания пощупать, взлелеять осколки прежней семьи, найти где-нибудь за шкафом запылившийся этюдник, старую книжку, сохранённый матерью мой рисунок или просто шмотку. Так, на память... Бредовая надежда. И в этом розовом облаке — я закрыта на “чужбине” от ВАШЕГО МИРА. А вам нужен нахрап, сериал по телеку и “Крым наш”! А что такое мечта, красота и надежда вам неведомо?..»

168

НЕ ПРО ЗАЕК

 

* * *

«За этим письмом следовал наш длинный телефонный разговор с просьбами о прощении, прощениями и так далее...

Хорошо вот так, на расстоянии, в квартирке в Фонтенбло, с бокалом вина в руке, в гостиной со старинной мебелью. Я не рассказывала вам про дубовый шкаф ручной работы, купленный через интернет у одной женщины? Её прадед сделал этот шкаф полностью своими руками, вплоть до металлических кованых ключей. А ведь мой прадед тоже был краснодеревщиком...

Но это всё дела прошлые. А я тут в настоящем, но и в прошлом, конечно, тоже. Потому и люблю старинные города, предметы и людей... Вы догадываетесь уже, что я полюбила аукционы всякого старья? И даже не обязательно как продавец-покупатель, а как зритель!»

 

Шапо

«Шапо! Так говорят французы, когда хотят кого-нибудь поздравить с успехом, особенно если задача была сложной. А тут — каламбур получается! Пишу по горячим следам. Только что вернулась с аукциона известного дома Osenat в Фонтенбло. Живу тут же, в паре сотен шагов (жаль, не во дворце!). Услышала о “распродаже” вчера из разговора в кафе, так как телевизор не смотрю... Хотя и вчера, и сегодня вечером новости во всех французских СМИ: “Из коллекции принца Монако продавались вещи наполеоновской эпохи: и личные принадлежности, и предметы туалета Императора”.

Одни красные чулки чего стоят! Но главный персонаж — знаменитая шляпа Наполеона

169

Галина Хериссон

 

Бонапарта! Chapeau de Napoléon.

Продано! За один миллион и, кажется,