Слушайте, я тут всё иллюзию поддерживала о лучшей жизни в Европе. Да, сейчас стало значительно лучше. Но я за свою свободу, за своё право заплатила десятью годами жизни. За кусок бумажки, с которым весь цивилизованный мир самолётами летает.

А к вам лететь дорого. И неохота. Потому что мне нужен тыл, мир и корни. А не тот цирк, что происходит.

Я всё боялась мать расстроить. У неё давление, сердце, колени... А, может, вам стоило больше мною интересоваться? Я же никому, вас оберегая, не рассказывала ни про свой гепатит, ни про изнасилование, ни про ночёвки на улицах, ни про еду с помоек (помойки тут, конечно, такие, что на мою питерскую зарплату в три тыщи тогдашних рублей я такого и не едала!)

А тут ещё Инга, насмотревшись на материнскую чёрствость, взяла да “коленец” и выкинула. Дура! Зачем было показывать по телевизору на всю страну себя, мать,

164

НЕ ПРО ЗАЕК

племянника? Чтобы им вся наша улица нервы трепала? Чтобы в нашей быдловатой стране все на них пальцами показывал”и? Себя выставлять, чтобы у “Наипервейшего Канала” с его высокоинтеллектуальными зрителями рейтинг поднялся? Вы скажете — сарказм? Да я офигела, с каким сарказмом Гордон в передаче со всеми разговаривал!

Я тебя, сестра, поддерживала — действительно, надо к чему-то стремиться, жизнь менять, дерзать... Но не в такую же абсурдную сторону! Тебе не кажется, дорогая, что история повторяется? Сорок пять — баба ягодка опять? А мать в сорок пять не такой же, примерно, “коленец” выкинула на почве женского несчастья и гормонального всплеска перед климаксом?

Да я после той передачи за сердце хваталась. И прав Петька про “позор”. А я до последней минуты надеялась на чудо (я такая же дура, вот и смску послала безответную, что уж). Прав. И держался неплохо (и мама), пусть и говорит, как деревенщина. Ну уж, как сумели, так поддержали... А вот дружок твой, Инга, держался прескверно. Сидел к тебе жопой, с заготовленными телевизионщиками (ой, как они тебе помогли, “благодетели”) цветами...

И последнее. Утихомирьтесь сами, дорогая семья. Не хочу я до поры до времени ничего подписывать. Никаких доверенностей. А если и подпишу, то полагаясь на вашу совесть и здравый смысл.

Засим остаюсь ваша дочь (куда уж тут деваться?), Лиза.

* * *

Ответ на письмо от брата:

«А-а-а-а-а, Петька, не смеши меня! Ты стареешь? И мне мать по телефону про то, что она стареет. И ей

165

Галина Хериссон

всё труднее жить одной. Давайте я тоже расскажу, как старею, как потратила десять лет жизни, начиная с нуля, чтобы как-то устроиться. И никто за эти десять лет сильно не интересовался, что я жру и где сплю...

Письма начали сыпаться, когда от меня что-то понадобилось. А когда у нас были теракты в январе, людей убивали и брали в заложники, никто не написал, не позвонил, не поинтересовался. Вам, в вашем телевидении, наверно, сказали, что всё это с Шарли Эбдо придумали злые американцы?

Впрочем, теперь я знаю, что это тебя не трогает. Знаю, но всё-таки напишу.

Давайте не будем называть “блажью” то, что может быть важным для другого.

Ты хоть в курсе, что я ехала стопом через всю Европу?

Я понимаю, что это никого не трогает, что тут у меня голод и Нотр-Дам, потому что у меня хватило мужества это выбрать, а в нашем Мухосранске зарплата в три тыщи рублей, картошка с огорода и гопники...

Я же решила путешествовать, учиться, учить языки, набираться опыта, узнавать новых людей из разных стран, любоваться красотой, а не рожать детей, потому что лень натянуть презерватив...

Теперь я знаю, что тень мечты (хотя бы тень), то, что ты хочешь сохранить от бывшей когда-то семьи, по-детски наивно, в воспоминаниях, отнюдь не только злых, в образе старой квартиры, где когда-то, пусть недолго, был твой дом — это тебя не трогает.

Это никого не трогает: чуточка ностальгии, мои старые вещи (а не шмотки, о которых вы просили разрешения отдать племяшке) — этюдник, на треть сотканный ковёр, от которых избавились, даже меня не

166

НЕ ПРО ЗАЕК

спросив. Что уж тут трогательного?

“Ты сама же не хотела возвращаться!” — говорит мать.

А куда бы я, блин, возвратилась, если там постоянно кто-нибудь жил, кроме неё? Ну жили и жили, я же никого не просила выметаться!

Я же (пока) не просила вас возместить мне деньги за все годы, которые вы пользовались