Проходят часы, за нами наблюдает охрана. Коробки так и стоят посреди склада, нам не разрешают к ним прикасаться. Я гуляю по складу, нарезаю круги. Проходят часы.

— Как только люди видят деньги, они теряют разум, — говорит Хелена.

Мы не намерены сдаваться — ведь сегодня у Хелены праздник, День Рождения.

— Мы останемся здесь, мы можем даже объявить голодовку, — говорит она, присаживаясь на коробки.

В джинсах, в клетчатой рубашке, худая, с мальчишеской стрижкой. Она сама напоминает мне непальских мальчишек, которых мы кормим. Она напоминает воробья, который бьётся о стекла. Женщина, которая научила меня сражаться.

Проходит целый световой день. К закату на территории склада появляется новый человек. Он одет в темно-синий костюм, он здесь самый важный.

— Вы хотели поговорить с нашим начальником? — возвращается уже знакомое лицо.

Мы заходим в кабинет руководителя склада Карго, высыпаем на стол последние деньги. Забросав весь стол мелкими купюрами, мы насчитали 3940 рупий (меньше 40 долларов).

«Отдайте им груз», — командует тот, провожая нас обратно к коробкам в центре огромного склада.

На самом выходе из склада нас догоняет тот же клерк и снова не пускает выкатить коробки.

— Заплатите за мою работу.

— Почему мы должны платить? Это твоя работа! — кричит уже совсем уставшая Хелена.

— Вы должны заплатить 500 рупий за мою помощь и только потом можете забрать груз.

— Покажите документ на тарифы ваших услуг, — вмешиваюсь я.

— Такого документа нет.

— Покажите ваше удостоверение, мы сделаем вашу фотографию и узнаем у вашего руководства, должны ли мы платить за ваши услуги. Мы напишем в газету и вышлем им фото, — говорит находчивая Хелена.

— Не надо фото... Забирайте ваши коробки.

Поднимая шестнадцать коробок на третий этаж, без света, наощупь, мы обе невозможно счастливы.

В темноте мы лежим на полу, взявшись за руки.

Двери окон открываются. Сонный город пробуждается.

В комнату вливается рок-музыка 60-х...

Стопка обуви на пороге: детская, мужская, женская. Все беспорядочно свалено в общую кучу. Когда в Непале холодно, местные жители продолжают носить дешевые китайские шлёпанцы под носки.

Шкаф с прозрачными створками плотно набитый баночками с самоклееными этикетками. Белые пилюли и гомеопатические капли на спирту. Огромные бутылки из коричневого стекла — все с наклеенными белыми бирками.

Она сидит на первом этаже холодного дома. Тень от цветов на окнах. Шишки с кедровыми орехами в корзинах.

Я смотрю на нее, пока она записывает в тетрадь мое имя, мой возраст. Она миниатюрная, невысокая. На ней индийский шальвар-камиз — широкие штаны и длинная туника.

Бледное открытое лицо — да, не индийское, очень бледное. Седые волосы отброшены назад и стянуты в высокий пучок. Сквозь стекла очков — обожжённые рыжим золотом глаза. Их теплый тон становится холодным, когда она смотрит в глаза другим. Теперь и тогда, я запомнила ее такой — немного отстраненной.

— Как ты обо мне узнала?

Одного она вылечила от рака, другого от диабета. Она поднимала на ноги парализованных. используя только бананы.

«О вас говорят», — отвечаю я.

Она остается довольной ответом и отмечает его в записях.

Я присаживаюсь на край тяжелого кожаного кресла справа от нее. Она касается моей руки, закрывает глаза и нащупывает пульс. Я уже чувствовала это раньше, в тибетской клинике в Индии.

Она просит другую руку, снова слушает пульс полминуты:

— У тебя очень слабый пульс. Как ты приехала сюда?

Я не знаю. В моей голове пробегает все сразу.

Служит ли ее вопрос приглашением к беседе? Нет, она не ждет моего ответа. Она просто слушает — и если ответ не приходит — она продолжает слушать тишину. Наверное, больше всего меня поразила тишина ее дома. Она сама была этот дом. Сама маленькая, но внутри огромная. Мне предстоит познакомиться с ней в следующий год.

Я останусь здесь больше чем планировала.

Я проживу здесь историю.

Постепенно она узнает все. Сквозь молчание можно лечиться и говорить друг с другом — больше чем в густоте скороспелых предложений. Мне предстоит учиться здесь этому. Учиться слушать из тишины. Учиться забывать о себе.

Она встает. Медленно, не от старости, просто медленно, открывает шкаф с лекарствами.

— Сначала я дам тебе смесь «Амрита». Ее нужно добавлять в чай. Заваривать нужно в термосе, вот так — молоко, черный чай и «Амрита». Пусть настоится и тогда можно пить.

Она кладет передо мной лист бумаги, чертит загадочные линии, соединяет их в квадраты и круги.

— Вата, питта, капха. Это силы природы — тридоши. Если они в балансе, то и человек здоров. Мы не лечим болезнь, мы создаем баланс. Во всем и всегда важен баланс. Аюрведа, йога, здоровье — это образ жизни. Индия создала множество правил в образе жизни и питания, чтобы поддерживать этот баланс природных сил. Мы не пытаемся поменять мир, не боремся — мы пытаемся понять манускрипт жизни. Вата — это ветер, Питта -это огонь. Ката — это земля. Не пытайся победить болезнь — верни баланс, и тогда тело станет таким сильным, что болезнь не выстоит.

Вот, посмотри,... — она объясняет, как будет действовать лекарство.

Я забираю себе этот белый лист, ее почерк, — как доказательство. Я сохраню этот лист на память о Бине.

Женщина входит в дом. На ней такая же пестрая непальская одежда как на Бине. Она приносит нам чай в белых, фарфоровых чашках. Он почти прозрачный, светло-желтый, по-видимому, из лекарственных трав.

— Это Сита — она помогает мне, — представляет нас друг другу Бина. — В Непале и Индии ты не можешь продавать аюрведический чай по своему рецепту. Если ты захочешь запустить производство аюрведического лекарства, потребуется очень много разрешений. Все доктора аюрведы делают лекарства в домашних условиях — они лучше чем те, что выпускают на больших заводах. Мы не можем продавать свои лекарства через магазины. Все аюрведические лекарства должны быть приготовлены по рецепту книги «Чарака-самхита», это древнее собрание традиционных рецептов аюрведы.

Часть болезней я лечу гомеопатией, часть аюрведой, часть мантрой. Нет единой системы. Все мои лекарства заряжены мантрами — без мантр лечение не работает. Меня научил этому дед, он был целителем и лечил только амлой — индийским крыжовником — и мантрами. Когда он умер, я получила его предсмертное письмо с просьбой исполнить его волю. Но он не указал, какова эта «воля». Следом за этим я стала лечить людей, у меня появилась сила. Да,. я думаю, что он хотел, чтобы я лечила людей.