его знаю. Когда его план рухнет, он станет тихий, кроткий, как овечка! Не веришь?

Я н е. Да ты посмотри на меня! Кому я нужен?

Т е щ а. Я в тебя верю!

Я н е. И считаешь, что я гожусь на такое дело?

Т е щ а. Годишься, годишься! Не так уж много от тебя потребуется!

Я н е (подходит к зеркалу, висящему на двери; приподнимает веко запухшего правого глаза; ощупывает бока, поясницу; бормочет). Нет, невозможно. Это — безумие.

Т е щ а. Да перестань ты щупать свою печень!

Я н е (подходит к ней; внимательно ее оглядывает). Как же крепко ты его ненавидишь! Откуда такая ненависть? Я думал, такое только в книжках бывает! Что у него вышло с твоей дочкой? Расскажи, сделай милость!

Лучи заходящего солнца на фоне горящей лампочки отдают желтизной. Старуха говорит с закрытыми глазами. Еще более странно, что ее рассказ — ария; ария на старинный манер. Ее могут сопровождать, например, негромкие звуки гармоники или другого инструмента.

Т е щ а.

Дочка моя, как майский цветок,

Чистая, прозрачная, невесомая.

Уж как я ее растила — волоску с головки

Упасть не давала,

Песни ей шепотом пела,

На руках в тенечке качала.

Ручки у нее были нежные, пальчики тонкие.

В дождливый ноябрьский день пришла:

Я, мол, мама, выхожу за столяра!

Выхожу за него, мама, тем паче,

Что, говорит, не могу поступить иначе!

Девочка моя!

Подушка ее дышит весенним ароматом,

Глазки зеленые сверкают, как смарагды.

Солнышко, бывало, росы не допьет,

За облако спрячется,

Только бы ее не обжечь, мою пташечку.

В классе лучшая по математике,

По географии и по грамматике,

Знала языки, стихи читала,

Голосок звучал, как звон благородного металла.

Дочурка моя, ветерок мой летучий,

И вдруг выходит за столяра вонючего!

Ах, мама, говорит, ну что тут необычного!

Он такой сильный и так мне симпатичен!..

Я н е. Бедная моя бабуля! И что ты ей ответила?

Т е щ а.

Он клеем воняет,

Он ночью храпит,

А чуть пошевелится —

Стружка летит. Вот что.

Я н е. И не помогло? Вижу, вижу: не помогло. Ну, и что было на свадьбе? Расскажи, расскажи… Какая свадьба-то была?

Т е щ а. Дурацкая! Все перепились, кругом одни опухшие рыла его дружков-ремесленников. Жирная пища, вина больше чем надо, гармоника визжала, все орали, во дворе блевали — все как обычно. У меня по спине мурашки бегали — за кого моя девочка выходит?! Жених, твой дядюшка, сидел за столом с глупой улыбкой. А другой твой дядя, профессор, все танцевал. Хотя тогда он еще не был профессором, только еще учился.

Я н е. А каков из себя наш ученый?

Т е щ а. Да он один и был похож на человека среди этих красных рож.

Я н е. Ты говоришь, они танцевали?

Т е щ а. Танцевали! Я была как во сне, когда сам не знаешь, где ты, куда тебя несет. Как она танцевала! Вся в белом, такая воздушная. Раскраснелась! Она была похожа на ночную бабочку, прилетевшую к лампе. Как она на него смотрела! Как сжимались ее пальцы у него на плече, как тянулись к его затылку! В первый раз я увидела на ее личике капли пота. Они танцевали, танцевали без конца…

Я н е. Это — невеста. А жених-то что?

Т е щ а. Потом подошли ко мне. Она, казалось, ничего не видела вокруг. Над верхней губой блестели капельки пота. Никогда с ней этого не бывало… С трудом переводя дух, сказала: «Мамочка, он такой нежный! Такой хрупкий, такой милый!» И знаешь, что я ей ответила?

Я н е. Ни за что не додумаюсь!

Т е щ а. Я ей сказала: «Иди с ним! Твой пьян в стельку, ничего не видит и не слышит. Иди!»

Я н е. Великолепно, бабуля! Ну и что, пошла она, хоть ненадолго?

Т е щ а. Он не захотел. Профессор. Я потом его видела: стоит у входа в мастерскую, смотрит на все эти верстаки, по лицу слезы текут. Стоит и поет так тихонечко: «Лесок уже зелен…»

Пауза.

Я н е. Но я все же не понял, чем тебе досадил мой почтенный дядюшка.

Т е щ а. Да уж он все сделал, чтобы завоевать мое сердце!

Я н е. Послушаем! (Достает плоскую фляжку.) Я хлебну немножко!

Т е щ а. И мне дай!

Я н е. Пей на здоровье! Ну, вещай, Сивилла!

Т е щ а. За два дня до свадьбы заявился он к нам. Вошел — всю квартиру провонял. Ты-то знаешь, как от него пахнет кожами и еще чем-то. От него и тогда исходила та же вонь… Я подслушивала у дверей. Мать имеет право!.. Он ей прочел лекцию, так сказать, введение в семейную жизнь. Он ей без обиняков поведал, что, собственно, именно он разорил ее отца, моего мужа: не захотел за него поручиться, когда наши дела пошатнулись, а потребовал уплаты по векселям… А ей сказал: «Я хочу, чтобы все было ясно! Я таков, какой есть! Привыкай ко мне! Набирайся терпения! Мне не нужна такая жена, как твоя мать: сверху фарфор, а внутри яблочное повидло!»

Я н е. Ну и ну!

Т е щ а. При этом он рыгал. Небось налопался свиных колбас.

Я н е. Уж конечно!

Т е щ а. Ты меня понимаешь?

Я н е. Ну и ну!.. Какое там повидло!.. Ты, бабуля, — сила! Твоя память все разъест, как кислота, а твоя злоба крепче армированного бетона. Ну и память! В Китае было землетрясение. Погибли сотни тысяч людей. На Тар Эль-Заар падают бомбы. В Черногории наконец построена железная дорога. Португальское правительство наводит порядок в стране. В Аргентине обнаружены подпольные фабрики оружия. Половина европейских политических деятелей подкуплена компанией «Локхид». Пассионария собирается вернуться на родину. «Эксплоурер» копает грунт на Марсе, ищет марсиан. А ты размеренно капаешь кислотой на старые обиды и пробуждаешь мертвецов. Вторник, среда… Какой вторник, какая среда? Сколько лет назад это было?! Твой отец! Твой муж! Твои обиды! Я, например, понятия не имею, кто такие твой отец, твой муж.

Пауза. Солнце зашло. Желтые лучи исчезли. Свет лампочки стал пронзительным. Звучит ария размеренно, уже не под гармонику, а скорее под шум, доносящийся с шоссе.

Т е щ а.

Покойный мой муж имел землю, торговлю,

Обожал по воскресеньям рыбную ловлю.

Двадцать лет он тяжкими трудами

Строил дом себе своими руками.

Никого не обманывал, а в лавке у него в кредит отпускали.

Беднякам дарил материи, чтоб лохмотья свои снимали.

Жертвовал на всякие общества, на спорт и на воскресные школы.

Все