девушка, и все, что она вытворяет, она делает не со зла. Пошли!

З а л о к а р. Ладно!

Они уходят. Залокар останавливается на пороге, оглядывается. С трудом отрывает взгляд от Виды. Уходит.

Т е щ а (отложив фотографию дочери, рассматривает гостью). Какая ты красивая! Можно я буду говорить «ты»?

В и д а. Ну конечно, госпожа! А можно, я вас буду называть бабушкой?

Т е щ а. Нет! Лучше говори «мама» — это будит во мне воспоминания. (Берет лицо Виды в ладони, поворачивает к ослепительному свету лампочки.)

Повторяется, как вариация, ее музыкальная тема.

Дочка моя была, как майский цветок…

Я песни ей пела, в тенечке качала, кормила,

И грубое слово никогда не коснулось ее слуха.

Никто никогда не вставал между нами.

Все, что с нами было, мы переживали вдвоем.

Я н е. И жизнь была прекрасна, как май!

Т е щ а (не слышит его; неожиданно опускает руки, кричит). Не выходи только за первого попавшегося скота, который заманит тебя в постель!

В и д а. Нет, нет, мамочка, я сначала подумаю!

Т е щ а. Сейчас я тебе кое-что принесу. (Выходит, снова пятясь, не спуская глаз с девушки. Исчезает за дверью.)

Вида и Яне остаются одни. Он взгромоздился на столик со швейной машинкой, она села верхом на стул. Быстрый, четкий разговор. Горячо и оживленно.

Я н е. К-какие у т-тебя красивые джинсы!

В и д а. Не умеешь ведь!

Я н е. Что не умею?

В и д а. Заикаться.

Я н е. Да, не всегда получается.

В и д а. И долго ты будешь кривляться?

Я н е. Долго! Чтобы вызвать сочувствие. Наша родня жалостливая. А ты — не жалостливая?

В и д а. Я не люблю даром терять время.

Я н е. Дядюшкина школа!

В и д а. А знаешь, если тебя умыть, ты будешь вполне ничего себе.

Я н е. Не надо! Я не привык!

В и д а. Умываться?

Я н е. Выслушивать комплименты.

В и д а. Ты правда ничего не делаешь?

Я н е. Когда удается достать денег, я пью. Вот и все. Даже при социализме еще не придумали дела, которое пришлось бы мне по душе. А ты крутишь с дядей? Как это теперь называется? Научное сотрудничество! Объединенный труд! Союз двух интеллектов!

В и д а. Давай поговорим о тебе!

Я н е. Ну, давай!

В и д а. Жалеешь себя?

Я н е (горячо). О да! Как вы догадались?

В и д а. Эта лавка древностей насквозь пропитана слезами. Даже запах виньяка перешибает… Кто же это тебе дал под дых с такой силой?

Я н е. Родная мать!

В и д а. Ну да?

Я н е. Родила меня, а сама куда-то делась, так что я ее никогда и не видел!

В и д а. Слезай с моего крючка, зануда!

Я н е. Пардон, но мне кажется, это из мужского лексикона.

В и д а. Некогда мне думать о нюансах!

Я н е. Понятно! Такие примеры нам тоже известны.

В и д а. Видишь ли, мне приходится много работать.

Я н е. Все еще?

В и д а. Да, все еще.

Я н е. А времени вам не жаль?

В и д а. Времени? Да ты, отец мой, кусачий, клянусь богом!

Я н е. Что есть, то есть.

В и д а. И как ты живешь с такой путаницей в башке? Ты бы хоть раз прошелся по белу свету среди бела дня!

Я н е. Между белым светом и мной — крышка люка, которую мне не поднять. У меня даже нет сил попробовать. И вообще, в любую эпоху бывают несчастные люди.

В и д а. А как же со временем, которого жаль?

Я н е. Эх! Если оглянуться на годы, когда я бил баклуши, а лучше сказать — сидел в трактире, можно увидеть только осень и зиму. Разве это не странно?

В и д а. Мало того, что ты с придурью, ты еще и придуриваешься!

Я н е. Хотите услышать о летних месяцах и о моем воспитании?

Вида кивает.

(Раскачиваясь из стороны в сторону, поет[25].)

Когда я ростом да был еще с вершок,

Тут как раз и ветер и дождь,

Я все дурил, как только мог,

А ведь дождь, он хлещет каждый день.

Чуть-чуть улыбнешься, вопят: «Негодяй!»

Чуть зубы покажешь, кричат: «Вот пес!»

И я все дурил, как только мог,

А ведь дождь, он хлещет каждый день.

Дяди и тети, попы, активисты

Велят быть прилежным, веселым, разумным…

А я все дурил, как только мог,

А ведь дождь, он хлещет каждый день.

Я бежал от работы, как собака от палки,

А ведь дождь, он хлещет каждый день.

Рыскал я, рыскал, как пес без хозяина,

И вот на пьяниц набрел нечаянно.

А ведь дождь, он хлещет каждый день.

Я мысли о смерти гнал, как мог,

И тут как раз и ветер, и дождь,

Я все дурил, как только мог,

А ведь дождь, он хлещет каждый день…

Короткая пауза. С шоссе доносится гул машин, звуки гармоники или электрогитары.

Спеть еще?

В и д а. Нет, мерси!

Я н е. Ну что, возгордилась?

В и д а. Своей нормальностью, что ли?

Я н е. Ну да!

В и д а. Все, что ты набубнил — чушь! Ерунда! Кошкины слезки! Ишь наложил полные штаны! Трус! Паникер!

Я н е. Дерьмо!

В и д а. Точно! Весь в дерьме. (Показывает рукой.) Вот до этих пор.

Я н е. Ах, я несчастный — povero mi — как говорят в Триесте.

В и д а (долго и внимательно смотрит, качает головой, удивляясь скорее себе, чем ему; спокойно). И все-таки ты мне нравишься! Чертовски! Даже очень.

Я н е. Тс-с-с!

В и д а. Подойди поближе, хоть от тебя и несет перегаром!

Я н е. Я стесняюсь и боюсь.

В и д а. Прекрати! Ну-ка, посмотри мне в глаза! У тебя в зрачках маленькие пятнышки. Это остается от каждого чужого взгляда. Я хочу оставить самый большой след.

Я н е. Девочка, пожалей меня!

В и д а. Я могу тебя отсюда вытащить. Я чувствую, что должна тебя вытянуть любой ценой. Я хочу тебя вытянуть! Все не так плохо, как тебе кажется.

Я н е (улыбаясь, кончиком пальца касается ее лба, щек, губ, подбородка). Твой лобик создан для здравых и разумных мыслей. Эти щечки — для ямочек от улыбки. Губки…

В и д а. Ты не смеешь себя жалеть!

Я н е. Ну, уж этого ты мне не запретишь!

В и д а. Запрещаю!

Я н е. Неужели ты такая сильная?

В и д а. Как бульдозер!

Я н е. Господи помилуй!

В и д а. А ты мне нравишься… Странно… Мне кажется, я тебя знаю чуть не с детского садика, и еще, кажется, я всю жизнь смотрела в твои смешные пестрые глаза…

Я н е. Замолчи! Умоляю, молчи!

В и д а. Ты же знаешь, я не буду молчать!

Дверь в комнату открывается. Это  Т е щ а. Она несет на растопыренных руках сильно накрахмаленную простыню из дамаста.

Т е щ а. Это простыня Ирмы. Теперь она твоя.