«Внимание, — подумал Жером Фандор, — вот, может быть, сейчас метр Робер решится говорить по делу».

Адвокат, действительно, закрыл досье и, уходя со своего места, словно охваченный убеждением и желанием впечатлить присяжных заседателей, обращаясь непосредственно к ним, пересекал зал суда, продолжая:

— Господа, знаете ли вы, о какой личности пошла речь? Знаете ли вы, кто был изобличен в качестве главаря этих так называемых контрабандистов? Знаете ля вы, на какую личность пал позор подозрения?

Господа, дело было бы смешным, если бы оно не было ничтожным, если бы из бедных людей не сделали настоящих дьяволов, благодаря жестокости и проявленному преувеличению прессы, если бы, наконец, оно не нанесло урона репутации честного человека… Господа, некоторые газеты жесточайшим образом объявили главарем мошенников хорошо известного владельца сахароперерабатывающего предприятия, повсеместно уважаемого, считаемого одним из светочей промышленности, господина Томери…

Оратор прервал свою речь, раздавив сильным ударом кулака невинные стопки бумаг, лежащих в его папке, пожал плечами, и голосом, которому хотел придать важность и значительность, развил свой аргумент:

— Итак, господа, нужно смотреть вглубь вещей и знать, кому же было выгодно запятнать это имя. Поскольку господин Томери, важная личность, был скомпрометирован в этом процессе, можно предположить, что действительно скомпрометированная более могущественная личность была заинтересована в переносе на господина Томери всей тяжести оскорбительных подозрений. Вот что, как мне кажется, подумало общественное мнение. Вот что породило скандал, вот что драматизировало дело, вот что позволило заместителю прокурора произнести талантливую обвинительную речь, но речь, совершенно не относящуюся к делу, которое будет представлено мною через несколько минут как незначительное. Это было маневром прессы, это было, я утверждаю, хорошим зерном, из которого в каждой газете произрастали интересные копии, плодотворные «специальные выпуски». Но правда? Какова же правда? Да! Да! Я знаю, господа, что некоторые поверхностные умы склоняются к мнению, что не бывает дыма без огня. И эти умы думали, может быть, и сейчас думают, что, раз имя господина Томери было замешано в этом деле, значит, оно и должно было быть в нем замешанным… Так нет же. Справедливость должна восторжествовать в этом деле. Объяснение этого неудавшегося скандала слишком просто, финансист находится вне всякого подозрения, поэтому совсем не смешным становится настаивание на комичном инциденте его замешивания в этот процесс. Да, имя господина Томери было названо… но, господа, по одной — единственной причине — господин Томери является владельцем доходного дома, в котором мои клиенты имели этот погреб, названный чьим-то богатым воображением помпезным словом «склад». И вы согласитесь, господа, что быть обвиненным в руководстве бандой контрабандистов только потому, что эти контрабандисты живут в помещении, которое было им сдано за хорошую плату, может показаться, по меньшей мере, неприятным, может, как минимум, удивить. Совершенно очевидно, господа, что господин Томери — слишком значительная, слишком почтенная личность, чтобы все еще оставаться жертвой подобного подозрения. Однако, помимо этого, мы должны снять всю резкость обвинения в контрабанде, высказанного против моих клиентов. Кстати, настаивать на этой детали я не буду, а приступлю к приведению фактов.

— А я, — сказал сам себе Жером Фандор, поднимаясь, — а я, мой дорогой метр, ухожу.

Репортер, действительно, покинул зал заседаний и прошел через Дворец Правосудия к коридору следственных отделов. Но его походка уже не была живой и активной, как, когда он входил во Дворец Правосудия. Жером Фандор двигался автоматически, погруженный в свои размышления…

По внутреннему телефону, который Фандор установил для связи своей квартиры с комнатой консьержки, ему сказали:

— Господин Фандор, здесь какая-то полная дама небольшого роста хочет с вами поговорить. Разрешить ли ей подняться?

Фандор подумал сначала отправить незнакомку. Затем он передумал и сообщил консьержке, которая все еще не клала трубку, что полная дама небольшого роста может подниматься…

«Сейчас посмотрим, чего она хочет».

Журналисту, вдруг подумавшему о Жюве, пришла мысль, что появившийся человек имеет какое-нибудь отношение к встрече, о которой было договорено днем во Дворце Правосудия. Прежде, чем отправить его, следовало узнать, что привело его к Фандору.

Никогда не известно, нужно ли, будучи репортером, из принципа выпроваживать посетителей, ищущих с тобой встречи…

Фандор как раз размышлял об этом, когда в дверях раздался робкий звонок, извещающий о том, что посетительница преодолела шесть этажей.

Журналист пошел открывать, сливаясь с темнотой прихожей, чтобы пропустить перед собой человека, о котором сообщила консьержка.

Как и говорила консьержка, это действительно, была полная дама небольшого роста, имевшая помимо всего еще один недостаток — она была старой. Ее чепец с завязочками с трудом удерживал густые седые волосы, слегка пожелтевшие на концах. Старуха была в очках. Она была укутана в коричневую шаль на манер сказочных колдуний и опиралась на изогнутую трость. В общем, этакая баба-яга.

В то время как Фандор, заинтригованный, закрывал за ней дверь, незнакомка прошла в маленькую гостиную, где журналист имел обыкновение находиться среди своих книг и бумаг.

«Ну и ну! — подумал он. — Она что, знает мою квартиру?»

Но вдруг Фандор запнулся и резко вздрогнул. Дойдя до середины комнаты, при полном свете старуха выпрямила свою изогнутую спину, демонстрируя высокий рост, отбросила назад свою шаль и отпустила трость.

Затем, внезапным жестом сорвав седые волосы и очки, она показала свое истинное лицо…

Фандор разразился смехом.

— Жюв, — воскликнул он, — вот те на!..

— Да, черт возьми, — сказал полицейский, заканчивая избавляться от нелепого женского наряда, который стеснял его движения. Хотел бы заметить, Фандор, что ты ни на секунду меня не заподозрил, до тех пор, пока я не сбросил с себя этот хлам…

— Да, уж! — прервал его журналист. — Это потому, что я вас едва рассмотрел, а иначе, Жюв, вы же прекрасно знаете, что я бы вас узнал!..

— Ну-ну! Может быть! Во всяком случае, что ты думаешь об этом маскараде?

— Неплохо, Жюв, но, почему вы к вечеру изменяете пол?

— Честное слово, Фандор, без особой на то причины, из чистого дилетантизма, и потом, чтобы не потерять навык… Кстати, чем больше мер предосторожности мы будем предпринимать для наших встреч, тем лучше. Предположим, что наши враги наблюдают за твоей квартирой. Что они вынесут из этого вечера, в течение которого мы будем беседовать? Только то, что журналиста Фандора посетила почтенная женщина и что визит продолжался далеко за полночь…