Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Концерт проходил на ура. Мидори могла признать, что их музыка стала намного лучше, и некоторыми песнями можно было заслушаться… Они были прекрасны. Она не вела себя как отъявленная фанатка, она просто стояла и молча смотрела на них. Но вдруг после конца очередной песни Дзюн подошел к Кенте и шепнул ему что-то на ухо. Кента сначала возмутился, но нельзя было расслышать из-за чего. Потом он отошел в сторону и…
Это была старая песня. Та самая, которую Дзюн записал для нее очень давно, еще тогда, когда он приехал за ней в Сеул. Она никогда не видела, как он исполнял ее вживую, только слушала в записи. Несмотря на то, что она слышала ее несколько лет назад, помнила каждую строчку. Ей на секунду показалось, что он играет на гитаре тем самым медиатором, который она обронила в той захолустной звукозаписывающей студии. Но, конечно, нет. Он мог потерять его миллионы раз. Он снова пел их историю, то когда они встретились, то, как вместе переживали каждый момент их жизни. А она просто слушала. Так давно… И совсем недавно. Был только он и гитара, все остальное оказалось бы лишним. И была она. Она могла поклясться, что он смотрит именно на нее, и она не знала, куда деться от этого взгляда, такого пронизывающего, такого пронимающего. Она забыла обо всем на свете, забыла, что стоит в большом зале одна среди многотысячной толпы, забыла, что находится в другой стране. Она только слышала его голос, низкий, но мягкий, местами с хрипотцой. Песня уже закончилась, а она все продолжала так стоять, опустив руки и смотря на него.
– Я знаю, ты слышишь меня… – сказал Дзюн в микрофон. – Ты ведь помнишь, да? Только не забывай этого…
Он говорил по-японски, и далеко не все могли его понять, но даже для тех, кто знал язык, смысл оставался за плотными занавесками. Поняла только она одна, на что Дзюн и рассчитывал. Она уже хотела уйти, но пробраться сквозь эту толпу вряд ли было возможно, поэтому она осталась стоять на своем месте, ожидая конца выступления. Оставалось ждать не так долго, концерт близился к концу. Под самый конец они исполнили веселую и совершенно невдумчивую песню. Кажется, ее взяли куда-то саундтреком…
Вот и закончился единственный концерт в Тайване. Через несколько дней они уже должны были выступать в Гонконге, как значилось в программе на небольшой рекламе. Ушли со сцены они точно так же, как и появились – как только заканчивалась их партия в песне. Последними ушли Харука и Дзюн.
Мидори уже начала двигаться к выходу, медленно, как бывает в таких случаях. Их музыка действительно стала лучше, Мидори почувствовала это всеми клетками души. И если бы не та песня, то она бы осталась совершенно довольна концертом.
Нет, это не любовь, думала она, подходя к выходу. Это… она не смогла найти определение тому, чего Дзюн пытался добиться.
По окончании концерта темные мысли снова начали одолевать ее. Стоило вспомнить этот девичий голос, эти сброшенные звонки, и весь мир уже терял краски. Теперь она решила с головой окунуться в работу, лишь бы не думать об этом. Но отвлекло ее совершенно другое. Уже было темно, солнце давно село. Уже накрапывал дождь и поднялся сильный ветер. Она уже вышла из клуба, уже начала выходить на главную улицу, чтобы сесть на автобус, но ее окликнули.
Это был Дзюн. Он стоял, опершись о стену здания, уже одетый в обычную одежду, смывший сценический грим. Мидори оглянулась и посмотрела на него, удивившись, как он успел переодеться и выбраться из зала.
– Не думал я, что мы здесь встретимся, – сказал он, подойдя к Мидори.
Она только ожидающе смотрела на него, ожидая, что он скажет очередную гадость.
– Может, сходим поужинаем?
– Зачем тебе? – Мидори приподняла бровь, на время забыв о своих проблемах.
– Просто поужинаем, ничего больше, – пообещал Дзюн. – Мы ведь так давно нормально не разговаривали… Пожалуйста, прости за то, что я сделал в нашу предыдущую встречу.
– Нет, я не намерена с тобой ни разговаривать, ни тем более ужинать.
– Всего лишь чашку кофе. Как старые друзья.
Он посмотрел на нее своими черными непроницаемыми глазами, которые никогда не позволяли пропустить кого-то дальше, в душу. Она не смогла выдержать этот взгляд.
– Ладно, если только на чашку кофе, – вздохнув, ответила она.
– Я знаю хороший ресторанчик совсем неподалеку…
Ресторан оказался, и впрямь, совсем недалеко, в пяти минутах ходьбы. Дождь все набирал силу, и последнюю минуту они уже преодолевали путь бегом, не растрачивая силы на какие-либо разговоры. Дзюн снял с себя куртку, накрывая обоих. Она бы и возразила против такой непосредственной близости, если бы того не требовали обстоятельства. Еще несколько минут и они уже оказались в маленьком уютном ресторане, отделанном полностью в светлые тона, поэтому казалось, что на улице тепло и солнечно, а не разыгрывается настоящая буря.
– Как ты здесь оказалась? – спросил Дзюн, сделав заказ, который совсем не соответствовал одной чашке кофе. Мидори почувствовала, что проголодалась, и тоже заказала немного больше, чем рассчитывала вначале.
– Делала репортаж, – немногословно сказала Мидори.
– А на концерт как к нам пришла?
На это Мидори ничего не смогла ответить и просто промолчала, еле заметно пожав плечами.
– Понятно, – чуть улыбаясь, сказал Дзюн.
Что ему было понятно, Мидори решила не спрашивать, ее это не интересовало.
– Мне понравилась ваша музыка, – вдруг сказала она неожиданно для себя.
Дзюн внимательно посмотрел на нее.
– Да? Не ожидал…
– Это правда. В ней есть что-то… завораживающее, – подобрала определение Мидори.
– А я был на твоей любительской выставке, – неожиданно сказал Дзюн. – Но ты, наверное, не заметила меня? Это ничего, я как раз был в темных очках и в кепке. Не хотел, чтобы меня узнали. Твои фотографии восхитительны. Ты всегда знаешь, когда ухватить нужный момент.
– Спасибо. – Мидори чуть улыбнулась, впервые, наверное, за все то время, пока они разговаривали. Она снова посмотрела на Дзюна, одетого так
