Лимори медленно кивнула. Нужно поговорить с Ижэ о Тени Предвечной... а значит, эта встреча нужна.

Пусть это и звучит, будто оправдание.

— Эй, щекотно!.. Я пошутил, рисуй дальше. К слову... В дороге меня догнали интересные новости, — он прищурился, явственно наслаждаясь прикосновениями её рук. — И знаешь, нужно будет ещё проверить, но возможно... очень может быть, мы скоро вернёмся.

— Вернёмся?..

— В Вольные Города, — он довольно оскалился. — И пары лет не пройдёт, как ты увидишь родину. Ты же любишь те земли, я правильно понял?

Лимори прикусила губу.

— Да, — сказала она. — Да, люблю.

— Ну вот, — голос дракона звучал буднично. — И мне там тоже понравилось всё, в том числе соседи и законы. Почему бы нам с тобой не заиметь там собственный город? Звучит очень неплохо. Что думаешь? Ты была бы Верховной Жрицей, если бы захотела.

— В нашем городе, да? — она медленно покачала головой. — Расскажи мне о нём. Что там ещё будет?

Лимори открыла глаза в реальности и едва не ослепла от солнца. Она поняла, что плачет, и позволила себе эту слабость, наблюдая, как окончательно показывается из-за гор светило.

Наш город, да, Ижэ?

Это было знакомо. Такое уже было в её жизни, когда Храм Тьмы осадили маги и мало кто верил, что они продержатся. Тогда защитники много говорили о том городе Чу, который будет когда-то — и описывали его совершенно нереальным, конечно. Сказочной страной, идеальным миром. Придумывали себе будущее, которого не будет точно — чтобы отвлечься от настоящего.

Она и после любила так делать: воображать себе жизнь — одно из изысканно-мазохистских развлечений умирающего. Но в этот раз отчего-то получилось по-особенному больно... наверное, от осознания невозможности нарисованной драконом прекрасной мечты.

Ижэ не упомянул, куда собирается деть пару. Обычное дело — Жрицы из-за запрета на брак часто становились любовницами, и она слышала множество таких историй. Только там было возможно всякое, поскольку браки частенько бывали формальностью. Парность, насколько она знала, просто не может быть таковой; пара — это всегда всерьёз.

Ижэ тянулся к ней, потому что в его отношениях с истинной был кризис, кругом бушевала война, и ему хотелось на кого-то опереться. Лимори вполне годилась для этой роли.

Проблема в том, что для неё — пора признаваться самой себе в этом — он окончательно перестал быть мимолётным увлечением. У Лимори не могло быть никаких пар, но она могла выбирать — и выбрала.

Его, Ижэ.

Пусть он будет счастлив — так она говорила себе. Пусть он в итоге вырвется на свободу и построит с парой этот свой город, о да.

В минуту слабости оставалось малодушно радоваться, что не придётся наблюдать за этим со стороны. Во всём нужно искать положительные моменты, верно?

Даже в собственном проклятии.

* * *

Ижен спешил.

Знал, что Лимори в безопасности, но странная тревога внутри не отпускала. Да и увидеть её... хотелось.

Он скучал.

Такое было с ним впервые, если честно. Он не испытывал подобного даже по отношению к Гунни, что странно. Да, к ней тянуло инстинктивно, но в то же время взаимоотношения их были чем-то обыденным: ложь, двойная игра, страсть в постели, интриги и предательства, что в его случае казалось нормальной средней температурой по палате. Такое Ижен понимал и хоть примерно знал, что с этим делать.

Лимори? Каждый разговор с ней его шокировал, каждое прикосновение к ней как будто обжигало; он чувствовал себя неуверенно, как мальчишка — и в то же время с каждым разом всё больше верил ей.

Как бы глупо это ни было с его стороны.

Казалось, она рождена, чтобы вводить Ижена в состояние долговременного ступора. Касаемо неё он доподлинно знал одно: надо спасти, пока ещё во что-то не влипла. С неё станется! Такая же дурочка, как придурок Ажар — в лепёшку расшибётся ради справедливости, правды и прочих мутных, не особенно существующих в реальном мире материй.

А ещё он не хотел, чтобы она пострадала по его вине. Хватило Даани, благодарю покорно!

Именно с такими мыслями Ижен наворачивал круги над изуродованным войной Предгорьем, ориентируясь на сигнал маячка. Как бы так спуститься, чтобы не угодить с порога под обстрел орудий техногенников? Прикинув траекторию, он уменьшился настолько, насколько позволяла физиология, и невидимкой нырнул вниз, сквозь облака.

Есть на этом свете вещи дерьмовые, но неизбежные и настолько привычные, что им уже не удивляешься, принимая как должное.

Взять хоть постоянный кабздец. Или жестокость окружающей действительности. Или всякие там падающие бутерброды.

Но надо сказать, что в жизни Ижена самым мерзким из таких вот перманентных явлений была его семья. И особенно отличились на этом поприще некоторые конкретные представители оной.

Жакрама он почуял почти сразу: братец, судя по всему, обнаружил пропажу и отправился на поиски.

Собственно, они ощутили присутствие друг друга одновременно — и, как это обычно бывало в подобных случаях, принялись махать крыльями намного быстрее. Каждый хотел успеть первым.

Ижен мчался на пределе своих возможностей — и даже, кажется, немного за этими пределами. Потому что для него на кону стояла не выгода. И даже не победа. К сожалению. По сути, несколько часов в пыточной отца, которые обычно доставались проигравшему в тренировочной схватке, теперь казались не такими уж кошмарными. Что значат сломанные кости и порванная плоть — при его-то регенерации? Неделя пройдёт — и всё, как обычно.

А вот Лимори... она хоть и не была человеком, но из-за своего проклятия очень ослабела. Да и сами её запястья и щиколотки, тонкие, как у всех фей, были очень... беззащитными. Как и ключицы. Он с самой первой встречи обратил внимание на то, как легко было бы сломать эти косточки... и её сердце — всего одно, да ещё и бьющееся порой так неровно в клетке рёбер...

Он не позволит Жакраму схватить её снова.

Во-первых, нельзя давать Жакраму материал для шантажа. Во-вторых... пикируя к земле под совершенно немыслимым углом, о причине номер два Ижен предпочитал не задумываться.

* * *

Жакрам много думал об эльфийке.

Она даже ему приснилась в итоге, когда он дал своему организму пару часов на отдых. Ничего не говорила, просто смотрела своими нереальными глазищами, кажущимися особенно огромными на осунувшемся лице. А он там, во сне, очень хотел прикоснуться к ней — но всякий раз натыкался на невидимую стену.

Проснулся он в совершенно разбитом состоянии.

Наверное, это закономерно: все его инстинкты сопротивлялись такому отношению к паре, он даже поймал себя на желании пойти и проверить, как она там. И накормить. А может...