«Упаси вас Боже! – воскликнул Томас, узнав об этом. – Негоже превращать Его дом в крепость! Пусть все, кто хочет, свободно входят в храм Божий. Да будет на все воля Божья!»[212]

После этого он двинулся к своему месту в храме и поднялся на ступеньки клироса.

В этот момент в собор ворвался Реджинальд Фиц Урс, громко крича: «За мной, люди короля!» За ним ворвались три его товарища. Они были в кольчугах и шлемах с опущенными забралами – только глаза сверкали сквозь прорези. Их можно было распознать только по гербам на щитах. В руках у них были мечи. Позади них толпились рыцари из замка Солтвуд и продажный иподьякон Хью Хорси, известный как Хью Злодейский Поп.

Увидев их, Джон Солсберийский и большинство монахов и священнослужителей разбежались – одни спрятались в склепе, другие – в алтаре, а некоторые – на крыше. «Опасаясь, что меня тоже ударят мечом, – признается Вильям Кентерберийский, – и вспомнив, что грешен и не гожусь в мученики, я быстро вскарабкался по лестнице, сбив себе все руки»[213].

Рядом с Томасом остались Вильям Фиц Стефан, Роберт Мертон, престарелый исповедник архиепископа, Эдвард Грим, английский поп из Кембриджа, который пришел посмотреть на архиепископа, и несколько монахов. Томас прислонился к колонне в юго-восточном углу северного трансепта, рядом с алтарем Святого Бенедикта, и стал ждать, что будет дальше.

«Где этот предатель? – закричал один из рыцарей в сгущавшейся тьме. Наступила долгая зимняя ночь, и только мерцание свечей да лампы освещали огромное здание храма.

Томас молчал.

«Где архиепископ?» – заорал другой рыцарь.

«Я здесь, – ответил Томас, – но не предатель, а слуга Божий. И я поражен, что вы осмелились явиться в храм Божий в таком виде. Чего вы хотите?»

«Твоей смерти, ибо терпеть твою наглость больше нет никакой возможности», – заявил один из рыцарей, когда они подбежали к архиепископу.

«Я принимаю смерть, – ответил Томас, – во имя Господа и отдаю свою душу и дело церкви в руки Бога и Благословенной Девы Марии и святых покровителей этого храма. Бог повелел, чтобы я умер от ваших мечей, но именем Господа я запрещаю вам касаться моих людей!»[214]

Рыцари бросились на него и попытались вытащить из собора, но Томас не поддался. Он схватил Реджинальда, которому кольчуга мешала двигаться свободно, и отшвырнул его.

«Негодяй! – закричал архиепископ. – Не прикасайся ко мне, Реджинальд, ибо ты клялся мне в верности и послушании. Как ты посмел явиться сюда со своими прихвостнями!»

Рыцари попытались вытащить Томаса из собора, опасаясь, что горожане начнут его спасать, но Эдвард Грим с монахами твердо держали его.

«Я ничего тебе не должен, ибо клялся в верности королю», – заявил Реджинальд, освободившись из рук Томаса. Он поднял меч, и при виде орудия смерти архиепископ наклонил голову и прошептал имена Бога, Девы Марии и благословенного мученика Дениса. Эдвард Грим поднял руку, чтобы защитить архиепископа, и меч разрубил ее почти до самой кости. Лезвие сбило с Томаса архиепископскую шапочку, срезало кожу на голове и скользнуло по его левому плечу, отрубив кусок одежды до самой кожи. Увидев в темноте блеск меча, монахи, защищавшие архиепископа, бежали. С Томасом остались лишь Вильям Фиц Стефан, Роберт Мертон и Эдвард Грим с полуотрубленной рукой. Томас поднял руку и стер рукавом кровь, которая текла из раны на голове и заливала глаза.

Тогда Вильям Трейси нанес архиепископу два сильных удара мечом по голове, и Томас упал на пол на колени и руки. Эдвард Грим услыхал его шепот: «Во имя Иисуса и безопасности церкви я готов принять смерть»[215].

В эту минуту Роберт Бретон снес ему мечом верхнюю часть головы. Меч, ударившийся о каменный пол, сломался. Убийцы специально целили по верхней части головы Бекета, поскольку во время посвящения в архиепископы именно ее мазали священным маслом.

«Прими этот удар, – крикнул Ричард, – из любви к моему господину Вильяму, брату короля!» – Ричард был вассалом младшего брата короля, Вильяма.

Четвертый рыцарь, Хью Морвиль, удерживал обнаженным мечом горожан, стоявших между пролетами колонн и в безмолвном ужасе смотревших, как убивают их архиепископа. Хью Хорси, Злодейский Поп, вскочил на тело Томаса, поставил ногу ему на шею и вонзил в его голову меч. Во все стороны брызнули кровь и мозг архиепископа.

«Пошли отсюда, рыцари! – закричал он. – Ему уже больше не подняться!»[216]

Рыцари выбежали из собора, крича: «Дорогу людям короля! Дорогу людям короля!» Они разграбили дом архиепископа, забрав все, что представляло какую-нибудь ценность. Они вывели из конюшни лошадей и нагрузили их серебряной посудой, одеждой и книгами. Они забрали все деньги, которые смогли найти, а также все записи архиепископа и отослали их королю в Нормандию[217].

Весть об убийстве архиепископа Генрих II, находившийся в Аржантане, получил на Новый год. Он, не откладывая, написал папе:

«Александру, милостью Божьей верховному понтифику, Генрих, король Англии, герцог Нормандии и Аквитании и граф Анжу, шлет свой привет и преданность.

Из уважения к римской церкви и любви к тебе, которую я, Бог тому свидетель, преданно искал и всегда хранил до настоящего времени, я, по твоему приказу, даровал мир и полное восстановление во всех его владениях Томасу, архиепископу Кентерберийскому, и позволил ему вернуться в Англию со всей его свитой. Однако он, вернувшись, принес туда не радость мира, а огонь и меч и выдвинул против меня обвинения, касающиеся государства и короны. Более того, он напал на моих слуг и безо всякой причины отлучил их от церкви.

Не желая терпеть подобное поругание от этого человека, те, которых он отлучил, и другие люди в Англии набросились на него и, не могу признать без сожаления, убили.

Поэтому я сильно озабочен, и Бог мне в этом свидетель, и опасаюсь, что причиной этого подлого деяния могут посчитать гнев, который я ранее испытывал к этому человеку.

И поскольку в этом деле я больше всего тревожусь за свою репутацию, чем за свою совесть, то умоляю Ваше преосвященство поддержать меня благотворным лекарством Вашего совета по этому вопросу»[218].

Убийство архиепископа Кентерберийского глубоко потрясло весь христианский мир; многие говорили, что это было самое ужасное событие после распятия Христа. Бывали случаи, когда епископы и даже папы погибали от рук язычников, но чтобы архиепископа закололи в священных стенах собора, на глазах у большой толпы, да еще люди, которые действовали хоть и не по прямому приказу короля-христианина, но, несомненно, по его наущению, было совершенно неслыханно.