* * *

Вернувшись в Россию после десятилетнего отсутствия, князь Вяземский добровольно снял с себя одеяние претендента на православное духовенство. Теперь он был всего лишь философом, пламенным верующим в божественные силы, простым сердцем, чьим идеалом было любить Бога в ближнем своем, служить делу Иисуса, к чьему учению он питал искреннее почтение, помогая тем бедным и малым, кого Он поручил чутким сердцам. Он был также ученым, всецело посвятившим себя глубоким исследованиям человеческой души и её судеб, стремясь помочь менее развитым душам перевоспитаться в их движении к прогрессу в поисках Божественной Души.

Во время пребывания среди тибетских аскетов он глубоко изучал трансцендентальную Философию и Науку. Его психические способности настолько развились благодаря ментальным упражнениям, которые он был обязан практиковать, что его трансцендентальные познания достигли даже минерального, растительного и животного царств, к которым он испытывал такое глубокое восхищение и уважение, что можно было сказать — это было проявлением братской любви, охватывающей также и низшие слои Творения. Он часто говорил друзьям и ученикам, которых позже обрел, что божественная творческая энергия, заставляющая камень расти сквозь тысячелетия, воду журчать и драгоценные камни развиваться в подземных тайниках; та же энергия, что побуждает растения прорастать, расти, жить, размножаться, цвести весной и плодоносить осенью; то же божественное дыхание, что оживляет животных, формируя их в различные семейства, в которых уже можно заметить зародыш будущих человечеств — это та же сила, что питает его разум и заставляет биться его сердце.

Поэтому он утверждал, что чувствует себя связанным узами происхождения как с червем, так и со звездами; как с незабудкой в цветнике, так и с громадными Уральскими горами; как с дубовыми лесами, шумящими перед его скитом, так и с болотными ящерицами; как со зверями, так и с ангелами, что странствуют в Бесконечности, служа Абсолюту. И добавлял:

"Панорама природы — это поэма хвалы Создателю, самое неопровержимое доказательство его существования и его любви к нам. Я не понимаю, как могут существовать неверующие и атеисты, когда всё говорит нам о Боге и свидетельствует о его отцовстве в Творении. Мы вечно живем в божественной атмосфере, наслаждаясь вибрациями, распространяемыми божественной любовью, участвуя в дарах самого Божества, ибо, созданные Им, мы есть его сущность и, следовательно, тоже божественны!"

И поэтому этот философ-князь разговаривал с растениями в своем саду, беседовал с розовыми кустами и дубами, которые сам посадил среди молитв и выражений любви к вселенной; нашептывал нежные песни пчелам своего улья, призывая их участвовать в божественном концерте Творения, щедро давая мед человеку, чьими сестрами они являлись, поскольку человек не умел его производить и нуждался в нем для питания и даже лечения в определенных обстоятельствах. Он говорил с бабочками, благодаря их за то, что они украшают жизнь человека своей грацией крылатых цветов; с птицами — за их нежные или захватывающие мелодии, которыми они умели славить Творение и трогать сердца созданий, и предлагал им в обмен на их мягкость в мире ежедневное пропитание маленькими зернами и крошками, которые заботливо отделял от своего обеденного стола.

Он также обращался к скоту, работающему на гумнах, к лошадям, трудящимся в поле, которых благодарил, ласково поглаживая за помощь, которую они оказывали ему самому и его мужикам, будь то в пахоте, в обработке земли для посева, или в путешествиях и перевозке товаров, и никогда не позволял, чтобы в его владениях пренебрегали должным обращением с ними, поскольку считал их детьми того же Бога и, следовательно, своими братьями, хотя и находящимися на более примитивных уровнях. Он говорил со звездами, ветрами, с самой Землей, которую возделывал с неустанной заботой:

"Если Бог — Отец душ, то вы, моя любимая, — мать людей, великая кормилица, которая дает им тело, столь необходимое для пути эволюции, питая его для грандиозных задач, которые оно призвано выполнить на планете в подчинении вечным законам! Благословенна будь, о Земля, за неоценимую службу, которую ты несешь человеческому роду!"

И всё это он произносил шепотом и ласково, сладчайшим голосом, как в молитве, иногда чистейшими стихами, которые сам сочинял в счастливых импровизациях, будучи вдохновенным поэтом. Его слуги говорили, что он имел обыкновение целовать розы, листья лип, ветви яблонь, стволы дубов и саму землю; и что голуби часто садились на его плечи и руки, пока он разговаривал с ними и улыбался, счастливый и растроганный.

Однажды один нескромный друг, тайно наблюдавший за ним, услышал, как он говорил сам с собой:

"В школах Востока учат почитанию природы, любви к творению. Когда Франциск Ассизский, святой римских католиков, избранная душа ученика Мессии, путешествовал по Востоку, кто знает, посещал ли он и учился ли чему-нибудь у учителей Тибета? Или же он прежде носил в сердце, как духовное наследие, сладкую интуицию вечных Истин, практикуя их, ничему не учась?"

Другой утверждал, что слышал, как он сказал следующее, задумчиво созерцая мертвую птицу:

"Нет, она не исчезнет навсегда! Всё возрождается и увековечивается в лоне божественного Творения. Пока сущность, давшая жизнь этой птице, возвращается в божественную лабораторию, чтобы оживить новые подобные формы в героическом созидании будущей целостной индивидуальности, ее клетки, однажды отделившись от материальных тканей, войдут в состав других тел, увековечиваясь в возвышенных метемпсихозах. Кто знает, может быть, они придут освещать лучше зрачки моих глаз или возвысят биение моего сердца?"

Сергей Соколов был музыкантом, виртуозно играющим на флейте и лютне. После возвращения с Востока он приобрел привычку давать концерты в честь своего скота и растений. Его можно было видеть прогуливающимся по аллеям парка в сумерках, лунными ночами или на рассвете, играющим на флейте или аккомпанирующим себе на лютне, напевая нежные песни вполголоса с трогательной мягкостью. Он верил, что музыкальные вибрации укрепляют жизненные соки растений, оживляя их для таинства прорастания и роста. Порой, когда розовые кусты или крыжовник, яблони или лилии выглядели хрупкими, с неясными оттенками хлорофилла, он садился на землю рядом с ними, скрестив ноги, подобно магам и факирам, которых встречал на Востоке, и играл нежные или живые мелодии, или пел вполголоса, убежденный, что растения получат пользу от вибраций его любящей музыки. А когда пшеница, рожь, картофель или овес пробивались из земли, нежные и хрупкие, он ходил вдоль борозд полей, играя на своей флейте, уверенный, что так оживит их жизненные силы, чтобы они росли и давали обильный урожай в его владениях.

Никто никогда не видел его раздраженным чем-либо. Из его сердца исходили только благословения всему окружающему, а